История о снежном демоне (СИ)

  Следующие несколько дней прошли словно в аду. Организм исторгал принятое, а сознание колотило от самобичевания. Юноша не мог найти себе покойного места, всё вокруг кололо холодом, испепеляло жёсткостью простыней, одежды, любая поверхность царапала, солнечный свет калечил, запахи вызывали тошноту. Стены из запретов, запертых замков, едких замечаний, осуждающих взглядов, такая реальность выбивала силы, валила на земь, заставляя умолять, унижаться, плакать. Он перестал ощущать себя человеком, ибо никто его не слышал, за него принимали все решения, даже когда и сколько спать, сколько выпивать воды, в какое белье одеться, какие принять лекарства. Он чувствовал, как вместе с тошнотой в глотке бурлит истерический хохот и страшнее смерти ему представилось безумие. Он бы не выдержал, сломался, он уже видел в своём отражении помешанного человека, пресмыкающегося и потерявшего какое-либо понятие о достоинстве или чести. И так бы и случилось, только с каждым новым днём ярче в сознании Михаила восставал образ мужчины, шёпотом зовущего его по имени.

  Спустя только неделю он смог самостоятельно стоять на ногах. Скорая приезжала всё реже и это являлось единственным утешением. Мать даже ни разу не взглянула на него, а молодой человек и не пытался завести разговор. Бессмысленность собственного спасения настигала его каждый миг бодрствования. Он по долгу стоял у окна в своей комнате тяжело опираясь на капельницу, открыв одну створку и глубоко вдыхал ночной воздух, переодически глубоко закашливаясь. Натянутая санитарами на его тело бесформенная пижама, хранила запах пота и следы от слёз на воротнике, волосы остригли, когда выяснилось, что он подцепил вшей. Вокруг рта долго затягивались раны и трещины на губах, казалось, будто его пытались научить улыбаться. Синяки окрасились в зеленовато-фиолетовые оттенки, постепенно сходя на нет, на шее ещё красовались отметины чужих, грубых пальцев и продольные полосы от ошейника. Неужели он и в самом деле надеялся, что закончит своё существование среди грязных матрацев, оборванных обоев, оставленных незнакомцами вещами и целями? На что он вообще рассчитывал опускаясь на самое дно? Выбрав забытьё физическое он так и не сумел исторгнуть пробудившуюся веру в слова одного человека.

  Постепенно его организм приходил в норму. Желудок принимал и удерживал пищу без рвотных позывов, мочевой пузырь испражнялся в отведённом для этого месте, потовые железы начали функционировать вполне обычно и голова не раскалывалась от боли при каждом производимом миром, звуке. Его сознание наконец воспринимало реальность без тошнотворных галлюцинаций, без кошмарных снов и суицидальных призывов. На утро в его комнате уже больше пахло мылом и чаем, а не лекарствами и дезинфицирующими средствами как в больничной палате. И когда он наконец справился с застёжкой на манжете рубашки дабы прилично выйти к столу на завтрак, мать впервые заговорила с ним.

  - Вижу, что ты уже в более адекватном состоянии, нежели когда я тебя нашла в том месте, в той клоаке, - проговорила женщина, особенно выделив интонацией последние слова, поудобнее устраиваясь в кресле, располагавшемся в углу комнаты.

  - Такого больше не повторится, - ответил её сын, лишь мельком взглянув на мать, напоминавшую огромного паука, забравшегося в тёмный угол и готовящегося впустить ядовитое жало в чужую плоть или разум, всё равно. На то, чтобы дать отпор не осталось сил.

  - Ха?! Который раз я это уже слышу?! - повысив голос, вопросила она и всплеснула руками.- Оооо, ты же так слаб, поэтому способен давать лишь пустые обещания и ложные надежды!

  - Я принял то, кем являюсь.

  - То есть, подстилкой?!- каждое её слово било сильнее, нежели случайные любовники тяжёлыми кулаками.

  - Мама, позволь мне просто уйти.

  Холод этого дома вымотал его за бесконечные недели и молчание почти превратило в зверя, раненного и истощённого, которому требовалось место чтобы отлежаться и зализать раны. Юноша не желал сражаться.

  - Ты должен окончить университет! И я стерпела новую выходку в последний раз!

  - Хорошо. Но я не обязан буду работать по своей профессии.

  - Это уже мне решать!

  - Отец позволил бы...

  - Отец?! Ха! Отец тебя любил, а я хочу тобой гордиться! Но пока ничего кроме разочарования ты мне не преподнёс! Ты хотя бы представляешь, как сложно будет тебе отмыться от той грязи, в которой ты так самозабвенно плескался?! Моя квартира превращается в свинарник, а ты!...

  - Я окончу университет, но сейчас я уйду.

  - Отец вечно потакал твоим прихотям, твоим нездоровым наклонностям, бессмысленным пререканиям... ты просто испорченный мальчишка, поглощённый эгоизмом и ограниченностью мышления...- мать продолжала говорить, перейдя практически на шёпот.

  Её ухоженное лицо перекосила гримаса отвращения и неприязни. Поднявшись с кресла, она не удостоила сына даже взглядом или словами прощания, лишь поправив салфетку на столе, женщина вышла из комнаты. Постепенно удаляющийся тонкий звук стука каблуков о паркет, с каждым шагом облегчали брошенные, с яростным упрёком, слова.