Современный урбанизированный человек оторван от природы, а редкие вылазки за город мало способствуют приобщению к ней, возвращению человека природе. Это можно сравнить с «положенными по службе» посещениями симфонических концертов или церковных праздников вечно занятыми серьезными людьми. Даже сельские жители подчас относятся к природе сугубо потребительски, попросту не замечая ее.
У Нобелевского лауреата японского писателя Ясунари Кавабата есть рассказ о том, как пожилой человек приходит домой и говорит: «Ты знаешь, я сегодня понял, как я постарел! Судя по всему, уже третий день цветут деревья на холме, а я это заметил только сегодня». А жена отвечает: «Что же сказать обо мне, если я вовсе этого не заметила». Трудно представить такой диалог у нас, хотя вряд ли цветение наших деревьев менее красиво, чем воспетой поколениями поэтов цветение сакуры. «Красотой Японии рожденный» – так называется поэтическое эссе Я. Кавабата.
Уже в древности наметились два различных подхода к исследованию природы.
Главной задачей античной натурфилософии было
Благоговейное почтение к природе, любовное отношение к ней отличали и древних славян, что вообще характерно для языческих культур. Даже «потребляя» природу, наши далекие предки чувствовали себя ее детьми, желали умилостивить свою щедрую и могучую Мать. Особое отношение к природе выражено уже в именах славянских богов – Ярило, Даждь-Бог…
Буквально культ природы с древности и по сей день составляет основу восточных цивилизаций. Успехи любых начинаний в Китае зависели от того, в какой степени удалось согласовать свой дао (путь) с небесным Дао. Китайцы были убеждены, что отсутствие такого согласия ведет не только к личным неудачам, но и смутам в государстве и даже стихийным бедствиям. Сходные идеи культивировались в индуизме и японском синтоизме. Такой подход предполагал созерцательное отношение к миру, установку не на преобразование природы, а на слияние с ней, подчинение своих действий природным ритмам.
Подобный путь не устраивал западную цивилизацию, где бурное развитие науки и техники оказалось в равной степени и причиной, и следствием установки на «обладание», особенно закрепившейся с развитием капитализма. Воспитанная в погоне за «мнимыми, порабощающими ценностями» (Маркс), на иллюзии господства, западная цивилизация давно уже ощущает себя «богатой, но больной», что заставляет ее все больше обращать взоры к Востоку, а «паломничество в страну Востока», по словам швейцарского писателя, Нобелевского лауреата Г. Гессе, в том числе духовное, становится приметой нашего времени. Другое дело, что часто оно (увы!), принимает формы слепого, внешнего подражания и заимствования (что характерно для «полуобразованных» и «полукультурных» людей). Не миновало это и нас – скорее через подражание. Западу.
Пытаясь выявить истоки идеологии господства над природой, некоторые исследователи относят их к эпохе Возрождения. Возрождение человека предполагало его «естественный и свободный выбор», основанный на знании. Познание природы позволяло ощущать себя «ученым-художником», конструктором тех форм, которые остались не реализованными Творцом. Подобное смелое и открытое отношение к природе, могущее даже выглядеть дерзким, было порождением социокультурных тенденций Возрождения, своеобразной реакцией на догматику Средневековья, нося в тот период безусловно прогрессивный характер.
Увенчавшись коперниканской революцией, Возрождение, переходя в Новое время, могло выдвинуть уже кредо: «Знание – сила (мощь, власть – power)», в формулировке Фр. Бэкона. Сам Бэкон подчеркивал, что ученый – «служитель природы, ее интерпретатор – на основе метода, согласного с ее устройством». «Природа – наилучший репрезентатор божественного замысла», «воспитатель воспитателей», – убеждал современник Ньютона, религиозный философ и химик в одном лице, Р. Бойль. Природосообразное воспитание, предлагаемое Я.А. Коменским, вполне отвечало общей линии культуры Нового времени.