— Ты не можешь делать это помедленнее? — спросила, не сумев скрыть раздражения. Да, я злилась, старалась сдерживаться, но уже получалось с трудом. Не люблю, когда не удаётся. Никто не любит. Наверное, надо сделать перерыв, но какое-то глупое упрямство мешало об этом сказать, это было словно попросить пощады и сдаться, расписавшись не только в магической несостоятельности, но и недостаточной твёрдости характера.
— Хватит на сегодня, — вздохнул Фар, видимо, уловив сгущающееся в воздухе раздражение, а может, ему самому надоело, и сделал движение, рассеивающее магически созданные цветы.
Я не собиралась ничего усиливать, вот честно, просто хотела посмотреть поближе, я даже глаза закрыла, когда заклинание уже было начато, и ну никак не могла успеть к нему присоединиться… теоретически. Практически же…
Раздался какой-то хлопок, потом ещё, зашипел Фар, хватая меня и резко куда-то дёргая, а потом ещё несколько хлопков…
— Леся, ты вообще думаешь, что творишь?! — рявкнул мне в ухо, и я всё-таки решилась открыть глаза.
Мы были уже в коридоре, а за закрытыми дверями продолжало что-то хлопать. Взрывается? Но что?
Конечно, я понимала, что виновата, и честно собиралась извиниться, уже даже за руку его взяла и рот открыла, но меня перебили.
— Фар!
Ну конечно! Ни дня без снежной королевы. Сегодня вид у Элинды был бледный и взволнованный, но при этом какой-то торжественный. Надеюсь, она пришла не сообщить, что овдовела? Фу, Леська, какая-то ты циничная, а человек волнуется, вон как комкает подол своего очередного серебристого платья…
— Эли? — как-то устало отозвался фиолетовый. Но вырывать у меня руку не стал.
— Мне, — она опустила глаза, продемонстрировав шикарные ресницы, — очень надо с тобой переговорить. Я не займу много твоего времени… Леся, Вы ведь позволите?
Как будто я могу этому типу что-то не позволить.
— Конечно! — сказала я, высвобождая руку и борясь с собой, чтобы не добавить какую-нибудь глупость или резкость — почему-то я на Фара злилась даже больше, хоть это она к нему пришла, а не он к ней.
В комнате хлопать уже перестало, и Фар, заглянув туда и как-то горестно вздохнув, разрешил заходить. А сам отправился с этой чёртовой Эли. Ох, как она меня злит! Вот что ей нужно? Пришла проститься перед нашим отъездом в Замок? Или решила-таки согласиться на то невозможное, что он от неё позавчера хотел? А если… А вдруг она решила уйти от мужа и поехать с нами? То есть, с ним… Хотя нет, всё-таки с нами, потому что до артефакта мы с фиолетовым не разлей вода. Но я этот треугольник просто не вынесу, взорву всё к чёртовой матери! Кстати, о взорву… Я огляделась. Какие-то непонятные ошмётки и кусочки… А! Вот это вот от светильника… а это, кажется, была сумка, которая вмещала многое и ничего не весила… А вот это были чудные штаны, которые не пачкались, не мялись и не промокали, а я ведь даже ни разу их не надела. В общем, ни одна магическая вещь не выжила. С опаской заглянула в ванную, там, к счастью, всё уцелело… хотя, нам всё равно через час выезжать.
Когда вернулся Фар, я уже в полной мере прониклась степенью своего разрушительного воздействия, слон в посудной лавке стоит в сторонке и завидует. Я сидела на полу, перебирала останки волшебных вещей, пытаясь угадать, что от чего, лишь бы отвлечься и не думать, о чём они там разговаривают. И только ли разговаривают. Мне как-то очень живо представлялось, как он возвращается и говорит: «Прости, Леся, но то, что было ночью — было ошибкой». Или «Прости, Леся, но между нами ничего не может быть». «Прости, Леся, но я люблю Эли». И прочие ужасные «Прости».
— Прости, Леська, — сказал Фар, опускаясь на пол рядом со мной. Я вздрогнула, зажмурилась и излишне сильно сжала осколок, кажется, это когда-то была термокружка, острый, зараза, но так даже лучше — если расплачусь, то из-за этого, конечно же, только из-за этого. Ну, давай, договаривай уже, сколько можно тянуть эту драматическую паузу? Чай не в театре.
— Леся, — как-то слишком мягко и аккуратно спросил Фар. — А что ты делаешь? Медитацией и усилием воли эти вещи не восстановить, да и не нужно!
— Жду, — честно ответила я.
— Чего именно? — спросил он. Немного растерянно.
— Когда ты скажешь.
— Что скажу? — всё ещё терпеливо спросил он.
— Что всё кончено, — постаралась сказать как можно равнодушнее, хотя глаза защипало.
— Что кончено? Леся! Я не люблю чувствовать себя идиотом!
Кажется, кто-то начинает злиться. Я не специально, нет. Это, наверное, где-то на уровне инстинктов.
— А я не люблю чувствовать себя ревнивой дурой, а приходится! — пожаловалась, не открывая глаз.
Вот сейчас он скажет, что нет у меня никаких прав ревновать, или ещё что-нибудь такое этакое скажет, и можно будет отпустить, наконец, тугую пружину раздражения и злости, которая уже распирает меня изнутри. Да, это деструктивно и глупо, умные люди вообще, говорят, не обижаются, просто выводы делают, но это ж умные, я-то тут при чём?