История очевидца иных миров

Мамашку в балетном училище завернули сразу — что-то там не срослось с суставами. Хронический вывих или другая какая беда. Хотя, надо признать, фактура у Катрин была что надо: невысокая, тоненькая, бледная вся и лицо такое надменное… Люк-Франц часто в детстве пересматривал семейные фотки, и мамашкины ему особенно нравились. Фигура, конечно, плосконькая и не в его вкусе, но для балета, наверное, самое то. В общем, нежную детскую мечту Катрин грубо накрыли медным тазом. И куда, вы думаете, направила мамашка свои стопы, так и не познавшие невесомость пуантов? На какую-нибудь родственную, искусствоведческую ниву? Ага, конечно. Она получила педагогическое образование и устроилась работать в школу. Вот так-то. От детской мечты осталась разве что страсть к классической музыке. А попробуйте-ка угадать, кто был любимым композитором мамашки Люка-Франца? Ну да, Шуберт, всё правильно. И теперь вот представьте, каково было позднему, не особо желанному ребёнку, дав имя которому, родители хоть чуточку отыгрались за свои нереализованные амбиции. Двойное имя было постоянным поводом для насмешек, прямых и грубых в школе и утончённо-завуалированных на кафедре классической германской литературы, куда предки запихнули Люка-Франца, стремясь ещё больше поиздеваться над отпрыском. Но, как уже говорилось выше, у Люка-Франца были собственные виды на свою жизнь, и места родительским амбициям в них не находилось. Ещё в школе, он подумывал было попытаться надрать зад папашке, став футболистом и заиграв в Бундеслиге. Увы, спортивного таланта в нём было ещё меньше, чем в Тернавски-старшем. То же можно было сказать и про теннис, которым Люк-Франц увлёкся на волне успеха Беккера и Штиха. Тогда, уже совершенствуя литературные познания, он обратил свой взгляд на музыку. Быстренько сколотив банду из приятелей, которые хотя бы знали, что использует перкуссионист, и чем гриф отличается от деки, Люк-Франц на правах автора проекта задал направление и назначил себя солистом. Написание текстов он тоже не мог никому доверить, а музыку довольно беззастенчиво таскал у других, более успешных коллективов, а потом перерабатывал её под стилистику группы. Ребята играли гаражный сайкобилли, бодрый, но весьма поверхностный. Очевидно, что музыкальная карьера Тернавски имела все основания повторить судьбу спортивной, если бы не одно «но». Люк-Франц, хотя и вёл себя зачастую, как осёл, был весьма неглуп. Довольно скоро он понял, что даже на пределе их команда так и будет играть «для друзей», пока им всем не надоест. Поэтому, наплевав на товарищеские отношения, Люк-Франц умудрился за полгода сменить весь состав, за исключением себя любимого. В группу пришли ребята, которые действительно кое-что умели. И практически в тот же момент Тернавски провернул ещё одну штуку. Стало очевидно, что на фоне выросшего уровня исполнения, он, со своим довольно средним вокалом, начинает провисать. Если не сможешь изменить себя — меняй окружающую среду. Этим принципом Люк-Франц воспользовался сполна. Группа полностью изменила стиль, начала играть краст-панк, в котором невнятный вокал Тернавски, срывающийся время от времени в скриминг, звучал уже вполне пристойно. Тексты, по-прежнему, он писал сам. Иногда получалось очень даже ярко и злободневно:

Система не адский пёс, но тяжёлая чёрная сука:
Скребёт по земле когтями, зубами сдавив твою руку.
Ты хочешь взлететь, но рычащая старая мразь
Рвёт кожу и мышцы, мечтая свалить тебя в грязь!