История очевидца иных миров

А вот о самом таинственном персонаже шоу, жонглере, женщине-змее и искусной метательнице ножей, Сьюзен Битти, мне мало что довелось узнать. Она исчезла бесследно, так же, как и появилась в шапито много лет назад. О её прошлом известно только то, что она сама о себе рассказывала, то есть практически ничего. Кто она — эта неожиданная спасительница? Доведётся ли нам снова встретиться? И этот вопрос остаётся незакрытым.

Да, есть ещё одна странность, которая была отражена в полицейском докладе. Крейг Каннингем, побывавший в горячих объятьях Миллса и обожжённым упавший на помост. Он исчез. Его не нашли ни внутри шатра, ни в окрестностях. Очередная загадка. Я точно знаю, что с такими ранами люди не живут, но факты очень упрямая вещь.

Собираюсь ли я снова приехать в Бушмилс? Точно не сейчас. Ещё слишком сильна боль, которую не удалось снять ни алкоголем, ни временем. От мысли о возможности посещения могилы Энни у меня до сих пор на глаза наворачиваются слёзы.

Родители Энн продали свой дом и уехали к каким-то родственникам в Лондондерри. Шеф сильно сдал после смерти своей любимицы, собрался было закрыть кондитерскую, но неожиданно вмешались верные почитатели кулинарных способностей Мэтта. Они взяли шефство над Шефом (простите за дурной каламбур) и по очереди помогают ему на кухне. Надеюсь, он сможет выкарабкаться из трясины тоски и безнадёги. Может быть, когда-нибудь я загляну в «Что-нибудь к чаю», ведь повод у меня всё-таки есть. Я очень скучаю по своей маме, хотя она и не совсем моя мать. Но, может статься, наша будущая встреча всё же будет походить на встречу любящих матери и сына.

Я ещё не решил, чем будет заниматься новый человек, которым я стану через несколько часов. Узнаю, чем занимался Креван Фланаган и вернусь на ту же работу, изображая потерю памяти в результате травмы? Неплохая идея. Но, думаю, у меня может получиться кое-что ещё. Интересно, как отнесутся книгоиздатели к идее новой книги? «История очевидца иных миров». По моему, звучит неплохо.

Чем больше я думаю о начале нового пути, тем интереснее мне становится. Я практически не могу терпеть. Никогда не подумал бы, что когда-то буду так страстно мечтать о пресной жизни простолюдина. Жениться, завести детей, вести спокойную жизнь без смены масок и убийств — что может быть интереснее? Одно только портит мне настроение — все те страшные вещи, что слетели с мёртвых губ отсечённой головы гурля. Про страшную катастрофу, которая случится через годы, про чудовищ и смерть вокруг. Хотелось бы верить в то, что пророчество это не более чем последний удар твари из Простенка, но полностью убедить себя в этом не удаётся.

Я заканчиваю писать. Положу дневник в тайник в моей дорожной сумке, а потом выйду из гостиницы. До берега моря здесь три с небольшим мили. Можно подъехать на машине, но я пойду пешком. Я хочу поговорить в последний раз. Мне было приятно провести это время с Лаймом Фогерти, но пришло время расстаться. Уже сидя на берегу моря, последний раз мы вспомним Миллса, посмеёмся над нелепыми фортелями Робишо и ещё раз восстановим в памяти прекрасный «полёт бабочки» под руководством Миры О'Лири. А потом я отпущу Лайма. Вслед за голубями Миры. Ему будет не одиноко.

Интерлюдия 2

Нет ничего хуже предпраздничных дней. Вернее, не так. Сами по себе дни перед каким-нибудь по-настоящему классным праздником — это отрада для тела, души и ума. Ты ждёшь, планируешь, предвкушаешь. На сердце опускается благодать, голова и тело окутываются ленной пеленой, легко перенося всё, что не успел закончить на дни после Рождества, а то и на следующий год. Даже неизбежная магазинная толкотня, когда хоть умри, но купи любимой тётушке такой нужный ей зонтик от солнца — всё это приносит какое-то мазохистское удовольствие (тем более, когда это всё дешевле на «20-30-50-70 %»). Да, это приносит удовольствие, если только ты не работаешь в той самой сети продаж подешевевших зонтиков для любимых тётушек.

Люк-Франц Тернавски, пускай и отчасти, относился к той самой категории сферы обслуживания, работники которой к вечеру декабря двадцать четвёртого готовы были убить особо припозднившегося клиента. Однако, он сам подобных чувств не испытывал. Конечно, ему не приходилось долгими часами считывать штрих-коды и вымученно улыбаться дежурным шуткам покупателей, но и ему приходилось несладко. Люк-Франц относился к той самой неприкасаемой касте служащих, что всё время мелькает перед вашим взглядом, но остаётся невидимой. Тернавски уже полгода подбирал обёртки от шоколадок и протирал пыль с поручней эскалаторов в Касл-Корт41. Стараясь особо не досаждать посетителям торгового центра, иногда он с интересом наблюдал за ними.