История Одного Андрогина (СИ)

- В общем, я сейчас расскажу тебе кое-что о себе. Мы с Генрихом учились в одной группе. К сожалению, судьба нас с ним разделила. Его она закинула в Париж, а я так и остался прогнивать в трущобах Лондона. Я знаю, что у тебя напрашивается вопрос, и я сразу скажу тебе: нет, я не итальянец. Мой дед был из смешанной семьи британцев и итальянцев с данной фамилией. Я же чувствую себя британцем. Я всю жизнь прожил здесь и проработал. Я всегда хотел быть именно фотохудожником, а не фотографом. Все эти газеты, глянцы – я ненавижу это. Это слишком шаблонно и не для меня. Мир слишком предсказуем. И целью своего творчества я выбрал именно лишить его этой предсказуемости. Удивить его. Полотна, которые ты видишь на этих голых стенах, всего лишь часть моего глобального замысла, который я хотел представить всему миру.

- Хотел? Почему же не представил?

- Только окончив университет, я сразу же ринулся на покорение Олимпа. Я был неопытным, амбициозным глупцом. Я ничего не понимал в своем деле. Два года назад мне даже удалось (худо-бедно) открыть свою первую фотовыставку (если ее так можно назвать). Но налоги накрыли затраты. Мои работы так никто и не купил. Я оказался банкротом без фотопленки в руке. Дабы избежать долгов и хоть как-то оплачивать жилье, мне пришлось пожертвовать всеми работами практически задаром, в один из фондов современного искусства. То, что ты видишь перед собой, это все что осталось от выставки в 40 экземпляров. Я был плохим математиком. Теперь я не попадусь.

Ева насчитала 7 работ, висевших на стенах этой комнаты. Ей было жалко Малколма. Она спросила:

- Во сколько эта выставка должна была оцениваться?

- Это уже не имеет никакого значения! Ты такая же предсказуемая! Главное то, что я хотел сказать этой выставкой. Я лишь просчитался в цифрах. Печально то, что моя идея так и не дошла до масс. Ее почти никто не увидел. А сейчас у меня нет средств.

- Каковы же твои планы на ближайшее будущее?

- Я тебе уже все сказал. Если ты согласна поработать со мной, хотя бы за 200 фунтов стерлингов, я буду тебе весьма благодарен! Это будет мегаконцепция!

- Но ведь у тебя же нет денег!

- Будут! Я планирую открыть последнее десятилетие нашего века своей фотовыставкой в январе. Именно 90-е станут тем эстетическим прорывом. Когда взгляды людей на мир и их в этом мире перевернуться. Я не зря спрашивал тебя о твоей внешности. Генрих знал, кого послать ко мне. И видимо он знал, кто нужен тебе.

- Собственно, и я так думаю. Генрих так же говорил, что во мне есть что-то от парня.

- Интерсексуальное. Нечто андрогинное.

- А ты откуда знаешь?

- Знаю что?

- Об андрогинах?

Малколм удивился и заставил Еву удивиться после своих слов. Он сказал:

- Ты так и не поняла? Это и есть смысл моего творчества. Это часть моего глобального замысла.

Малколм приблизился к Еве своим лицом и стал рассматривать ее внимательнее, со все большим вдохновением в глазах. Он смотрел на нее под разными ракурсами и прикидывал макеты своих будущих работ в уме. Он прикрыл своими ладонями рот Евы и сказал:

- Ты отлично подходишь!

Он собрал ее волосы в пучок, осматривая ее шею, уши, вариацию причесок. Ева сидела, не двигаясь, чуть удивленная, и не осмеливалась что-либо сказать Малколму, пытаясь перетерпеть этот момент зрительного раздевания. Он и впрямь казался ей «сумасшедшим».

- Ты восхитительна! У меня нет слов! И мне не хватит благодарностей для Генриха! У тебя уникальная внешность! Ты и парень, и девушка. Новое десятилетие в искусстве начнется с гермафродита! – с восхищением говорил Малколм, чуть ли не с безумием в глазах. – Ты не против? Тебе понятен мой замысел?

- Нет. Я отлично понимаю твой замысел. – сказала Ева, почувствовав что-то вроде признания в глубине души.

Она думала: «Это просто невероятно! Мы так похожи с ним! Он принимает мою андрогинность, и я просто обязана ему доверить ее! Это просто фантастика, что мы познакомились и нашли общий язык! Я так близко!..»

Малколм продолжал с энтузиазмом:

- Это будет целая линия данного образа. Я уже вижу это. Акцент будет именно на твоей андрогинности. Это будет идеальный гермафродит. Это будет революция, что-то подобное Ziggy Stardust Дэвида Боуи. Но это будет вершина бесполости. Ты будешь уподоблена лишь самой себе. Никакие сравнения не будут достойны этого гермафродита. Вот, с чего я хочу начать перестройку в искусстве 90-х.

Ева видела, как глаза Малколма горели. И они словно пророчили будущее:

- Вот увидишь, СССР через пару лет распадется, коммерция станет все большим осьминогом, фотохудожники ринутся в социологию, а я покажу им то, что станет новой эрой освобождения от стереотипов. От этого коммунизма в моде, от шаблонности разума и искусства. Моя мысль дойдет до масс, а ты станешь проводником. Ты станешь новой иконой общества. Сколько ты хочешь?