Генрих направил свет и выбрал отличный фон для Евы. Ее черный обтягивающий гольф удачно вписывался в общий контраст минимализма. Ева была естественной и неземной одновременно. Генриху нравилось то, что он видит в объективе и тем самым заводил Еву еще больше. Они оба влились в процесс настолько, что вырвать их из этого мира уже не было реальным.
- Вся сила во взгляде, Ева! Дай мне взгляд! Сделай его выразительнее! Да, вот так! Съедай меня глазами! Теперь повернись! Наклони голову! Да, именно! Ты будто знаешь, чего я хочу! Больше холода во внешности! Все пламя в твоем взгляде, Ева! Помни! Твои черные глаза потрясающи для этих снимков! Выгни спину! Я хочу увидеть грудь! У тебя отличный силуэт! Изогнись еще! – увлеченно говорил Генрих, не переставая.
Ева все больше чувствовала себя удовлетворенной. Она была как рыба в воде. Ей хотелось слушать Генриха и делать это настолько долго, насколько возможно. Без слов. Она понимала все, будто была в этом деле с пеленок. И Генриха удивляло это. Буквально через несколько минут Ева могла спокойно позировать без его руководств. Это было чем-то врожденным.
Буквально через 10 минут Ева с Генрихом настолько слились в процессе, что они уже даже мыслили одинаково. Но никоим образом никто из них не намекал на ню. Для обоих это казалось лишним в их концепции нынешнего дня.
- И тебе не надоедает каждый день вот так фотографировать, объяснять все всяким юным девицам? – пробился голос у Евы, будучи вовсе раскрепощенной.
- Это моя работа. – продолжая фотографировать говорил Генрих.
Они переговаривались некоторыми фразами время от времени, чувствуя друг друга совершенно непринужденно. Генрих стал фотографировать Еву с различными бытовыми предметами, усиливая таким образом эффект бытового минимализма. Он делал из нее сонную девушку на кровати, чужую хозяйку на кухне. Любая идея серого бытия ложилась на пленку фотоаппарата. Это не было каноном. Каждый снимок казался оригинальным. И завораживающая внешность Евы, ее невероятно фотогеничное лицо лишь украшали всякий замысел гениального фотографа. Это был эстетичный диссонанс. Это был нонконформизм. И Ева с Генрихом оказались похожими в этой тропе искусства. Они были довольны фотосессией, и оба получили лишь наслаждение от нее.
После того, как все закончилось, Генрих сказал Еве:
- Я выберу самые удачные из фотографий и оставлю завтра на столе. – показывая на журнальный стол, который стоял в зале, где они сидели, - Ты лишь скажешь Саре, что пришла за фотографиями.
Последнее предложение вовсе не порадовало Еву. Она даже слышать не желала о Саре, не говоря уже о том, чтобы просить у нее свои фотографии. Для нее это было исключено.
- А может быть, как-нибудь по-другому? – сказала Ева, как можно тактичнее.
- Прости, но по-другому никак! Я улетаю в Париж самым утром, и у меня не будет времени, чтобы встретиться с тобою лично. А что тебя смущает? Ты не можешь?
- Нет, могу. Но Сара…
- Ах, Сара!.. – засмеялся Генрих, - Не бойся ты ее!..
- Она меня ненавидит.
Генрих наклонился вперед, поближе к Еве, и тихим голосом сказал:
- Она всех ненавидит. Я-то ее не фотографирую.
- А почему?
- Я же говорил, быть моделью – это адский труд! Разве я пожелаю такого своей любимой девушке!?
Еве стало все понятно. Жаль, что пришла пора ей прощаться с Генрихом. В этот момент ее накатила грусть. Она давно не встречала таких вдохновляющих ее людей. Теперь ей приходилось думать лишь о том, как она завтра придет сюда же забирать фотографии у этой стервы. И единственное, что не досаждало ей в данной ситуации, так это мысли о будущем. И, попрощавшись с Генрихом, для Евы настала пора действий. 400 фунтов остались в кармане, завтра у нее будут фотографии, которые наверняка понравятся любому работодателю. Она чувствовала себя на старте. Это был успешный старт, поливающий Еву сладким удовлетворением. Она шла по улице, как никогда, полна оптимизма, уверенная в завтрашнем дне.
Постучав в дверь дома Генриха, Ева не могла дождаться своих фотографий и раздраженного лица Сары. Она была готова к сарказму и иронии в их общении. Когда Сара открыла дверь, она тут же скрестила руки и ноги. Ева смотрела на нее высокомерно с довольными глазами. Сара, чавкая жвачкой, сказала важным тоном:
- Что надо?
- Генрих оставил мне мои фотографии и сказал, чтобы ты их мне передала сегодня. – ответила Ева, пока что без пафоса.
- Какие фотографии? – спросила Сара.
- Мои фотографии! Не твои же! – сказала Ева с намеком.
Но Сара выглядела невозмутимой. Она лишь удивилась в ответ и сказала:
- Не видела таких.
Еву начало откровенно бесить данная беседа. Поведение Сары понемногу выводило ее из себя.
- Слушай сюда, дрянь! Генрих оставил мне мои фотографии, и я пришла за ними!
- Ах, подожди! – наигранно сказала Сара, пригубив свои изящные пальчики, - Кажется, я начинаю вспоминать. Да, точно! Я видела нечто похожее на то, о чем ты мне говоришь. Это были такие порванные кусочки в моей урне.
- Что? Отойди!