История одного Ангела

Я обрадовался, рыбалку я любил. Кивнув в ответ, я зашагал вместе с ним к выходу из леса. Не заходя в дом, мы в сенях взяли рыбачий инвентарь и отправились к реке, что была чуть дальше того озера, где я обычно любил сидеть. По сути, она и вытекала из этого озера струйкой, а уже потом становилась рекой, тянущейся далеко за горизонт, туда, куда я и хотел попасть, и в то же время страх одолевал меня, и я уже не хотел. Сев на берегу реки и закинув удочки с наживой, мы тихо слушали, как падают осенние листья с деревьев. В этот миг мое сердце наполнялось покоем и умиротворением. Как бы назвали меня сейчас, живи я в XXI веке – «поехавший», ведь скажи я это хоть сейчас или тогда своему отцу, что как хорошо сидеть на берегу реки, слышать ее тихое колебание, как она утекает все дальше и дальше, не заканчиваясь, и тихий шелест опадающей листвы и получать от этого наслаждение и покой, то кем бы меня стали считать? Слабым мальчиком – «эмо»? Или женоподобным юношей? Но они бы ошиблись, что в моем веке, что в XXI. Я не то и не другое, я такой, какой есть. Возможно, для парня, мужчины это не самые лучшие качества. Возможно, они слишком сильно были развиты во мне, но я был тонкой натурой. То, что отец дал мне отсрочку от убийства живого существа, не могло поменять моей сущности. Из раздумий меня вывело резкое дергание моей удочки; вцепившись в нее обеими руками, я начал тянуть рыбу на поверхность. Отец подбадривал словами:

– Давай, молодец, тяни ее сюда!

Наконец рыба была на земле, это была щука, прыгая по берегу, она пыталась заскочить обратно в воду, но отец схватил ее за скользкое тело и запихнул в ведро, где она еще долго плескалась в воде, ударяя своим хвостом по стенкам емкости. По крайней мере, к рыбам я относился более равнодушно, чем к животному царству. Река заискрилась под лучами выплывшего из-за туч солнца, переливаясь всеми тонами радуги, вода превратилась в серебряную нить, искрящуюся бриллиантами, изумрудами, сапфирами, рубинами.

Дул южный ветер, остужая разгоряченные щеки и шею. Была прекрасная погода, страх, что я испытал утром, постепенно ушел в прошлое, будто его и не было вовсе. Отец сидел рядом, с удочкой, и тихо что-то мычал, какую-то песню. Он даже, по-моему, и улыбался, хотя я не утверждаю этого. Странно, но мне вовсе не хотелось говорить с ним, а у него, видно, тоже не было особого желания беседовать со мной. Но это молчание не тяготило нас, наоборот, это было как раз то, что нам нужно. К полудню мы наловили целое ведро рыбы и, собрав вещи, отправились домой. Идя по лесной дороге, мы не разговаривали, это молчание не угнетало меня, нам не о чем было и словом обмолвиться. В отличие от своих сверстников, мальчиков, которые бы требовали с жаром и интересом в глазах рассказать о подвигах на войне и о покорении крепостей, меня это совсем не интересовало. Я понимал хорошо одно: что война, как бы ее ни описывали в книгах и какие бы там ни давали награды за подвиги, это всегда плохо. Плохо, потому что голодают люди, земля, поля и леса горят, льется кровь и погибают за зря чаще всего невинные люди, что война – это всего лишь игра политиков, а не великое дело. Можно что угодно назвать великим и правильным, если от этого будет завесить, пойдет за тебя погибать народ и сражаться или нет. А отец никогда и не рассказывал о войне, потому что мама всегда расстраивалась и, тяжело вздыхая, уходила куда-нибудь по домашним делам. Так мы шли, а я все думал, как хорошо пахнет прелая листва под ногами, как приятно шуршат опавшие сухие листья, как чудесно все кругом…

Глава 2

Прошло три года, я подрос, стал более мужественно выглядеть, или, может, это ежедневные тренировки отца дали свой эффект, но все равно на него я ни капельки не походил. Я не был богатырем или хотя бы чем-то близким к этому. Обыкновенный сельский парень, крепкий, не широкоплечий, но с мускулами, не маленького, но и не высокого – среднего роста. Была весна, снега сходили с полей, таяли по берегам рек, но ровным слоем лежали в лесах. Но вскоре и там зажурчат ручейки, начнется грязноводье, как я это называл, когда ноги по щиколотку будут сначала проваливаться в рыхлую почву, а когда та, напитавшись талой водой, совсем размякнет, грязь будет доходить до голени. Главное, чтобы вода не застаивалась в лесах, иначе могут образоваться топи, преходящие в болотистую местность, что случается крайне редко, все зависит от самой почвы, деревьев, что растут поблизости, кустарников и, конечно, от той части света, где это может быть. Научился ли я убивать животных ради еды и выживания, спросили бы вы меня? Да, научился, но вы не можете, да и не могли бы представить, каково мне было убивать их каждый раз. Я понимал умом, хотя и не был дураком совсем, что то, что отец сказал мне в мои десять лет, все это и по сей день так же. Хотя сестры выросли уже совсем. Старшей уже на тот момент исполнилось 17, а замуж она так еще и не вышла, но это отдельная история. Пауле было 15, а Анисье – 14.