История одного филина

Маленьким филинам этого знать не дано. Их чувства неотделимы от темноты, в глазах их порой отражаются отблески далеких огней, быстро тонущих во мраке, а выше — над ними — неизменное звездное небо.

Грохот и шумы стали привычными, и филины даже не вздрагивают, когда человек набрасывает на проволочную дверцу мешок.

— Спите, — добродушно советует проводник, и ему даже в голову не приходит, что филинам для сна нужен день, а не ночь. И еще им нужна тишина и пещера, дупло или полумрак заброшенной колокольни, где хозяином бродит лишь ветер, где затаились в углах один-два паука, да летучие мыши бесшумно порхают на перепончатых крыльях.

Но все же забыться в дреме было бы неплохо, и — кто знает — быть может, в темноте, под наброшенным мешком, птенцы действительно спят. Наверное, они больше не думают ни о родителях, ни о пещере, тишины которой их лишил человек, а теперь, помимо их вопи, сквозь шум и грохот железа, увозит куда-то в неведомое.

Помимо их воли? А хотят ли они вообще чего-либо? Этого знать нельзя. Но если и вспыхнет у них какое-либо желание, оно тотчас разобьется вдребезги грохочущим стуком колес, превратится в сон, и если путешествие в поезде для филинов вовсе не сон, то они все же дремлют, слегка успокоенные, что человек не собирается их убивать.

Дремлет и человек. На остановках он подходит к двери вагона, чтобы показать: он тут, на своем посту, — а затем снова садится, зевает, поклевывает носом, дремлет… А поезд тем временем медленно выбирается из-под полога ночи.

В серой дымке исчезают звезды, ночь стягивает с земли свое черное покрывало, дремотный полумрак отступает к горизонту, где постепенно светлеет, и вот уже различимы клинья посевов и вершины деревьев.

Человек сдергивает с ящика мешковину.

— Утро, пора просыпаться, малыши.

Сна у филинов как не бывало, похоже, они так ни на миг и не сомкнули глаз, и в позе их тоже нет ни тени усталости. Птенцы неподвижно застыли на ножках: одетые в плотные шубки из перьев, чувствуют себя защищенными от утренней сырости.

Равнина все больше расширяется, заря становится все светлее, и вот уже отчетливо видно стадо, сбившееся на водопой у дальнего колодца с журавлем.

Проводник опять закусывает салом, после чего защелкивает складной ножик и прикладывается к бутылке.

— Я бы и вам дал поесть, — бормочет старик, закуривая, — вот, истинный бог, дал бы, но ведь вы все равно не притронетесь, потому как не ваш это харч, так что я вас и не неволю. Приедем на место, там уже и подкормитесь, хотя до тех пор изрядно еще придется потерпеть…

И правда, филинам приходится терпеть еще один день и одну ночь.

А потом снова приходит рассвет.

Место проводника в багажном вагоне занимает другой человек, этот отодвигает ящик с птенцами подальше от двери, говоря, что филины любят темноту, и тут он прав. Но в темноте просыпается голод, а вместе с голодом возрастает и чувство тревоги. Самец сердито топчется по тесной клетке, а самочки уныло приткнулись в угол.

Но вот поезд останавливается и больше не трогается. Ящик с филинами выгружают на платформу, откуда ему уже не стронуться: под ним не колеса, а твердая земля, вернее, камень, а вокруг — люди.

— Орлы, — замечает кто-то.

— Тьфу, ну и мерзкие твари! — взрывается другой человек и кнутовищем тычет прямо в филинов.

— В глаз его, в глаз, дядя Йошка! И носит же земля такую нечисть!

Но вот к кучке любопытных подходит высокий человек, по распоряжению которого в старом саду строили камышовую хижину.

— Вы чем здесь занимаетесь?

— Да вот, этих страшилищ разглядываем…

— Больше вам нечего делать?

— Так все одно ведь ждать…

Однако кучка зевак редеет.

Высокий человек машет рукой в направлении повозки, на которой он приехал.

— Ты можешь там оставить лошадей, Ферко?

— А чего же, лошади смирные, постоят…

— Я зайду в багажное отделение, оформлю приемку. А вы тем временем осторожно перенесите ящик на телегу и отправляйтесь. Помози, сядьте возле ящика и ждите нас на заднем дворе. И чтоб никого и близко не подпускать к птицам!

— Ясно, господин агроном.

Повозка, тяжело переваливаясь по ухабам и выбоинам, двинулась и селу, а высокий человек зашел в контору багажного отделения.

Теперь под ящиком с филинами громыхала телега, и это раздражало птенцов еще больше, чем стук поезда. Из глубины ожидания вновь выплеснулся и затопил сознание неясный страх.

Но вот телега загрохотала между рядами домов, и стук колес стал еще громче, эхом отдаваясь от стен. В воздух поминутно взлетали человеческие голоса.

— Что это за звери такие? — поинтересовался чуть позже старый возчик.

— Филины. Господин агроном будет охотиться с ними.

— Охотиться? Да это как же с птицей охотиться?

— Ну, я и сам этого не знаю, дядя Михай…

Помози, молодой и смышленый парень, иногда обращался к своему начальнику попросту, называя его «господином Иштваном», но перед другими всегда величал его агрономом, поскольку Иштван Палоташ таковым и являлся: агрономом и лесоводом, окончившим сельскохозяйственный институт; он заправлял всеми пахотными землями хозяйства, и, естественно, в его же ведении находились близлежащие охотничьи угодья.