История одного гоблина. Два в одном (СИ)

– Досуха. Ну, или почти досуха, что означает преждевременное старение, но не только, – подтвердила догадку пуута, пальчиками нервно теребя слегка растрепанную косу. – Их похитительница впервые столкнулась со смертными во плоти. Для нее вы источник огромной силы, от которого невозможно оторваться. Я и сама еле сдержалась, когда пила силу для лечения вашего призрака. Если воровка сорвется, твои друзья навсегда лишатся разума.

– Где они сейчас? – спросил Гарб.

Хиенна так вцепилась в косу, как будто хотела ее оторвать. Попытка не удалась, но несколько рыжих волосков все же упали на ковер.

– Где-то в подземелье замка. Там много ритуальных залов. Точное место знает только та, которая настраивала порталы с помощью хвостов. Я смогу сказать, когда спущусь.

– Та?

– На самом деле, лишь два существа в замке, кроме меня, способны осуществить подобное. Моя приемная мать или сестрица. Могла любая из них, но кто именно...

Гарб сел на кровати, скрестив ноги. Посох он продолжал держать в лапах.

– Найти их сможешь? – осведомился шаман, исподлобья глядя на стоящую демонессу.

– Смогу, – коротко ответила суккуба и вздохнула. – А потом, наверное, пожалею об этом.

– У меня два вопроса. – сказал гоблин, немного сочувственно глядя на демонессу чуть прищуренными глазами.

Зрачки сузились в две вертикальные полоски, выдавая недоверие.

– Когда ты все вспомнила и не хочешь ли рассказать мне это все без утайки?

– Следуй за мной, дорогуша, – пуута развернулась и... прошла сквозь стену напротив изголовья.

Гарб нерешительно приблизился и коснулся ее каменной поверхности. Лапа, не ощутив сопротивления, прошла сквозь кладку и скрылась за ней. Немного успокоенный словами пууты о том, что хотя бы жизнь друзей вне опасности, он сделал шаг вперед и очутился в просторной жилой комнате.

Обстановка освещалась багровым заревом, пробивающимся сквозь небольшое застекленное окошко и отражающимся от многочисленных зеркал на стенах и потолке. Кровать куда меньшего размера, чем в гостевых, располагалась посреди комнаты. Любое из зеркал под любым углом во всех подробностях демонстрировало ее отражение. На аккуратно заправленной постели лежало покрывало из красного бархата. Несколько платяных шкафов стояли у дальней стены, а туалетный столик с многочисленными флаконами духов и прочих косметических средств занимал место в уголке. Груда многостраничных фолиантов и инкунабул в кожаных переплетах в беспорядке валялась в другом углу. Бронзовые светильники на стенах давали тусклый мерцающий свет, явно недостаточный для такой комнаты и меркнущий в сравнении с неярким светом из окна.

Гарб с интересом осмотрелся. Заметив на одной из стен портрет, он непроизвольно задержал на нем взгляд. Изображенная на нем суккуба держала на руках двух карапузов с забавными махонькими рожками, мило торчащими из лобиков, и взирала на них с материнской нежностью.

– Моя мать, – пояснила Хиенна, перехватив его взгляд. – Настоящая мать. Меридиана удочерила меня после ее смерти.

– Рассказывай, – не то предложил, не то потребовал Гарб.

– Наверное, начать стоит с того, почему мы здесь, – присаживаясь на кровать, ответила демонесса.

– Тут не подслушают? – уточнил гоблин, оставшись стоять, переминаясь с ноги на ногу.

– Не смогут, – подтвердила девушка. – Но я сейчас говорю не про эту комнату, а про Бездну в целом.

Гарб, несколько напрягшись, оперся о посох. Одна из лап соскочила, и он едва не потерял равновесие. Издав нервный смешок, шаман выпрямился.

– Присядь, сладкий мой, – пригласила суккуба, похлопав ладошкой по бархату. – Рассказ будет долгим. Выслушай, а потом решай, что делать.

***

Вид Муфад’ала вызывал такую жалость, что сочувствием проникся даже Адинук, не считавший рабство чем-то достойным порицания. Михель же как последователь Вседержителя просто переполнился состраданием.

– У них тут царит самый поганый матриархат, какой только можно себе представить! – причитал бедный дьявол, захлебываясь от чувств, периодически закатывая глаза и всем своим видом показывая, как ему плохо.

Его рука время от времени безотчетно тянулась к металлическому ошейнику, пытаясь ослабить сдавливающее шею кольцо.

– Порядочных жахани заставляют делать черную работу! – продолжил он жаловаться на жизнь. – Они нас, видите ли, ненавидят. Сразу меня невзлюбили эти бестии! Можно подумать, я их обожаю.

– Думаешь, было бы приятнее, если бы взлюбили? – поинтересовался Михель. – Мне кажется, ты бы все-таки предпочел черную работу. Им вполне по силам залюбить до смерти.

– У вас как бы война, – напомнил троу. – И вообще, я вот при матриархате прожил больше ста лет. Не так уж это и плохо, когда решения принимать приходится кому-то другому. Пока они тебя устраивают, конечно.

Муфад’ал издал булькающий звук – нечто среднее между хрюканьем и сдавленным стоном.