История одного крестьянина. Том 2

Изо дня в день, из недели в неделю, тридцать тысяч семейств ждали вестей из Египта. Казалось уже, что их всех поглотило море, как вдруг 15 сентября 1798 года, через четыре месяца после отплытия экспедиции, мы прочитали в «Мониторе», «что генерал Бонапарт, высадившийся 23 мессидора в Александрии, заключил договор о дружбе с арабскими вождями; затем он двинул свои войска на Каир и 5 термидора во главе армии вступил в город, а теперь, овладев всем Нижним Египтом, двинулся дальше; что эскадра адмирала Брюйеса[206], стоявшая на якоре в заливе Абукир, уже собиралась вернуться во Францию, но тут появилась английская эскадра, превосходящая ее по количеству и классу судов; завязался бой, который обе стороны вели с упорством, беспримерным в истории; во время этого боя взлетел на воздух адмиральский корабль, два или три других затонули, несколько кораблей, как английских, так и французских, сели у берега на мель, а остальные французские суда хоть и держались на воде, но были полностью выведены из строя».

Думается, нет нужды описывать, какие лица были у тех, кто читал этот отчет.

— Значит, — сказал Шовель, — у нас нет больше флота, лучшие наши войска находятся за шестьсот лье отсюда, в песках, среди арабов и турков, не имея возможности ни вернуться во Францию, ни получить подкрепление, чем, конечно, не замедлят воспользоваться англичане, итальянцы и немцы и все вместе навалятся на нас. Мы уже имели дело с одной коалицией во времена Учредительного и Законодательного собраний, а потом Конвента, теперь будем иметь дело со второй. Вот когда мы до конца насладимся благами, которые даровал нам гражданин Бонапарт.

Вскоре после страшной вести о разгроме нашего флота мы узнали, что прославленный Нельсон, возвращаясь со своим флотом из Абукира, зашел в Неаполь, где был принят с распростертыми объятиями королем Неаполитанским, что он чинил там свои корабли, пировал и наслаждался победой.

А потом пришли вести, что русские двинулись на нас через Польшу, что король Неаполитанский напал на Римскую республику, а в Пьемонте и Тоскане — восстание. Шампионне[207], командовавший нашими войсками в Риме, двинул свою армию навстречу неаполитанцам. Он дал им бой и отбросил жалкие остатки их к Неаполю. Из города на подмогу солдатам высыпало множество нищих, так называемых лаццарони. Шампионне пришлось пустить в ход картечь, чтобы разогнать этот сброд, и поджечь их лачуги. Дядюшка Гурдье, который был там, рассказывал мне потом, что эти люди, как скот, спят прямо под открытым небом, среди бела дня, на церковных папертях и едят одни макароны. Что ж, я верю ему. Вот до такого состояния хотели низвести и нас бывшие наши короли, владетельные сеньоры и епископы, чтобы самим жить, ничего не боясь. Гордое сознание человеческого достоинства, смелость, образованность — все это им помеха. При таких господах люди постепенно совсем выродятся и станут чем-то вроде лаццарони или улиток и гусениц. Но господам-то что до этого? Им оно только спокойнее: и глубокая нищета, царящая вокруг, и уничижение ближнего не помешают этим людям считать себя представителями бога на земле.

Так или иначе, лаццарони порядком досталось, а король Фердинанд, который был для них почти как господь бог, королева Неаполитанская, сестра Марии-Антуанетты, смертельно ненавидевшая всех нас, и весь их двор трусливо бежали, увозя с собой свои сокровища и предоставив нищим по мере сил и возможностей защищаться самим.

После этого Шампионне основал Партенопейскую республику. Это была пятая республика, основанная нами в Италии, столь же прочная, как и все остальные.

Пока Шампионне продвигался к Неаполю, Директория, дабы помешать королю Сардинскому напасть на него с тыла, приказала Жуберу[208] захватить Пьемонт. Король бежал на Сардинию, а мы заняли все крепости, слили его армию с нашей и стали теперь хозяевами всей страны от Альп до берегов Сицилии.

Было это в декабре. Год 1798 подходил к концу.

Глава тринадцатая