Читаем История одного лагеря (Вятлаг) полностью

Далее в "личном деле Копытина М.П." имеются: постановление об избрании меры пресечения; лист с отпечатками пальцев обеих рук; сопроводительное письмо в тюрьму; медицинская карточка; служебные записки по тюрьме; протокол личного обыска; ордер на допрос; сопроводительные письма (при переводе из одной тюрьмы в другую); квитанция на изъятые при аресте личные вещи; отказ в удовлетворении кассационной жалобы; вятлаговская характеристика; донос тюремного "шептуна" о "перестукивании з/к Копытина с лицами в соседней камере"; формуляр к "личному делу"; протокол "медицинского освидетельствования инвалида Копытина М.П."; фотографии "з/к Копытина" (в профиль и анфас); справки по "личному делу" и в завершении – "Акт о смерти" и "Акт погребения" (умер Копытин М.П. от дистрофии в преддверии войны). Вот и все, что осталось от человека на грешной земле… Сколько таких судеб пресеклось в свирепую полосу "ежовщины" и "бериевщины"? Люди с глубокими культурными корнями, отличные профессионалы в своей сфере деятельности, но чуждые новой власти в силу их "непролетарского" происхождения, погибали за фикцию, за неугодную строчку в анкете – в каннибальских условиях лесного лагеря они, в большинстве своем, были обречены…

Отмечались, впрочем, редчайшие случаи, когда некоторые "уникумы" (как правило, уголовники – социальным происхождением "из рабочих и крестьян") проводили в лагерях всю свою жизнь.

Бывший начальник вятлаговского 22-го ОЛПа вспоминает:

"Один из заключенных (фамилию не помню) впервые сел за мелкое воровство в 1913 году. К 1952 году он совершил более 20 побегов, но только однажды добрался до Москвы и был задержан на вокзале. За каждый побег ему давали дополнительный срок наказания. В 1954 году он должен был освободиться в возрасте около 65 лет. Родственников растерял, жизни на "гражданке" не представлял. Здоровье и возраст давали о себе знать. Боялся освобождения и в разговорах неоднократно заявлял, что намерен совершить новое преступление, чтобы продлить срок и остаться в лагере…"

Случались истории и прямо-таки анекдотические, если не сказать – трагикомические. Нищая и голодная жизнь в советском колхозе послевоенной поры была настолько убогой и нестерпимой, что отбывший на 26-ом ОЛПе Вятлага свой "срок наказания" за "хищение общественного имущества" рядовой удмуртский колхозник заключенный Н. при освобождении из лагеря в 1951 году "упросил" оставить его работать там же при "зоне" по вольному найму (хозвозчиком на лагпункте). По словам Н., он только здесь, в лагере, увидел, что такое простыня и нормальная еда… И ему (в порядке исключения) пошли навстречу. Он обосновался в лесном прилагерном поселке, привез сюда из родной удмуртской деревни жену с детьми… Но "идиллия" продолжалась недолго: через некоторое время Н. "попался" при попытке "провезти в "зону" водку ухищренным способом" и, как положено, тут же был уволен и выселен за "пределы Вятлага"…

"Лагерный отпечаток" на судьбе человека оставался (так или иначе) навсегда – "на всю оставшуюся жизнь". ГУЛАГ постоянно воспроизводил сам себя, формировал и расширял преступность в советском обществе. Человек, единожды попавший в лагерные "жернова", очень часто (более чем в одной трети случаев) обречен был вернуться в "зону". Значительная масса людей, когда-либо осужденных (уголовников-"бытовиков") вновь попадала в "места заключения" по тем же самым или еще более тяжким статьям УК. Ну а молодежь, пройдя в тюрьмах и лагерях жесткую и основательную "воровскую школу", в значительной массе своей превращалась в закоренелых преступников-профессионалов…

Рецидивной преступности в немалой (а нередко – определяющей) степени способствовала сама система отношений государства, местных властей и общества к бывшим заключенным: ограничения (часто – абсурдные) для проживания в крупных городах ("за 101-й километром" и т.п.), искусственные трудности с устройством на работу и получением жилья, семейные проблемы, становившиеся крайне болезненными или просто неразрешимыми за время гигантских сроков "отсидки" на лагерных "дачах", нескрываемо негативное, предубежденное отношение милицейских начальников по месту жительства и хозяйственных администраторов на предприятиях к прописке и приему на работу лиц с "подмоченной репутацией"…

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное