Читаем История одного лагеря (Вятлаг) полностью

Лагерные нравы и обычаи заключенные переносили в "вольную" или "полувольную" жизнь. Немало лагерников освобождалось с ограничением выезда за пределы региона "отбывания наказания", оседало в близлежащих населенных пунктах. Это нередко приводило к самым печальным, а порой и трагическим последствиям.

Об одном из множества таких событий рассказывает в своих воспоминаниях бывший следователь И.Д.Чупрынов.

Осенью 1957 года в далеком лесном поселке Камский Кайского (ныне Верхнекамского) района, на спецпоселении, где абсолютное большинство обитателей составляли освободившиеся вятлаговские заключенные (в основном — "власовцы"), произошли массовые беспорядки, сопровождавшиеся погромами и убийствами.

Трупы нескольких убитых жителей (с привязанными камнями) сбросили на дно реки Камы. Спустя несколько недель, один из этих трупов "выловили" у соседнего поселка, где находился собственный милицейский участок, и только тогда возбудили уголовное дело.

Расследовавший его И.Д.Чупрынов отмечает:

"…Сложность в расследовании дела заключалась в отдаленности (более 100 километров) от райцентра (села Лойно — В.Б.), отсутствии оперативной помощи, а также еще и в том, что в среде бывших заключенных сложились особые порядки: одни только приказывали, другие только прислужничали (шестерки). А третьи гнули спины и выполняли приказы первых двух "каст". Все друг друга боялись, никто и ни с кем в контакты не вступал и никто об этом преступлении рассказывать не хотел. Каждый житель поселка от явки на допрос уклонялся, а принудительно доставленные участковым милиционером Кривоноговым давали заведомо ложные показания.

Забегая вперед, сообщу, что по этому делу привлечено к ответственности, кажется, 25 человек, в том числе и бывший участковый уполномоченный райотдела милиции Кривоногов, который, как установлено расследованием, принял активное участие в массовых беспорядках, выразившееся в том, что своим табельным пистолетом в присутствии большой пьяной разъяренной толпы народа наносил удары пострадавшим, тем самым поощряя толпу на бесчинства и жестокость.

Всеми этими массовыми беспорядками, погромами и убийствами руководил бывший командир батальона Красной Армии, а затем командир батальона "власовской" армии, майор, который в день совершения массовых беспорядков был комендантом поселка Камский и входил в элиту "касты". С целью расправы с неугодными ему лицами, в день получки заработной платы и всеобщей пьянки приближенным лицам он заявил, что его якобы проиграли в карты и хотят убить. Поэтому предложил им опередить эти события. Небольшая кучка бывших "зэков" быстро обросла толпой пьяных разъяренных лиц, и начались погромы и убийства. Они ходили от дома к дому, на своем пути всех избивали, вырывали с косяками окна и двери в домах, выбрасывали за руки и за ноги на улицу укрывшихся там и жестоко убивали. Конкретно лиц, с которыми надо было расправиться, толпе называл указанный майор…"

Конечно, в условиях города такого рода "полная консервация" лагерных порядков была гораздо менее возможна, но отдельные элементы "тюремного" быта, "блатного" поведения и мировоззрения широко проникали не только в низшие, но и во все другие слои советского общества.

В те годы "зачастили" с "визитами" в "зоны" так называемые "заочницы" — "невесты" или "подруги".

П.Ф.Лещенко вспоминает, что однажды в Вятлаг в роли такой "заочницы" приезжала даже депутат Верховного Совета РСФСР. И сделала доброе дело: взяла характеристики на своего "избранника" (с лагерным сроком в 25 лет), а также на двух его "корешей". Через два месяца после отъезда депутата-"заочницы" всех троих амнистировали…

"…Чудеса в решете, — едко замечает Петр Федотович, — как просто человека посадить ("намотать срок") и как просто человека выпустить, если прикосновен к механизму власти!.."

Десятилетия "большого террора", когда "сажали" всех подряд и ни за что, произвели в умах и душах советских людей глубокий переворот: стыд за противоправное деяние, боязнь уголовного наказания и тюрьмы утрачены. Общественное осуждение криминала также почти отсутствует: раньше в иной деревне (если, скажем, прадед отсидел неделю в арестантской за неуплату налога), так всю семью лет сто "колодниками" звали. Ныне же какого-нибудь мелкого воришку после выхода из "зоны" встречают чуть ли не как "героя космоса"…

Нельзя, конечно, не учитывать и послевоенную демографическую ситуацию в стране: мужчин на "воле" тогда осталось не так уж много, вот и потянулись женщины к лагерникам — каким-никаким, а мужикам…

С "заочницами" (а "движение" это началось как раз в пору "оттепели") связаны сотни историй: самых разных, порой — забавных, а чаще — не очень…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное