История одного лагеря (Вятлаг)

И все же уголовная "система ценностей", ущербная криминальная психология пронизывали все поры и структуры лагеря: бригады, цеха, отделы, службы и прочее. Реальным выражением этого являлось всесилие лагерной "теневой экономики". Бригадир (формально или неформально) чаще всего делил бригаду на три "звена". В первом — физически самые сильные лагерники, выполнявшие наиболее тяжелую работу, поэтому их "прикармливали", выделяли "ДП", "темную" баланду и т. п. Сюда же "определялась" "блатная верхушка" бригады. Поддерживал "бугор" и "середняков", выделяя их во второе "звено". Ну а в третью "группу" "сбрасывали" неумех ("асфальт тротуаровичей"), доходяг ("баклажан помидоровичей") и проштрафившихся солагерников… Так вот: любое перемещение заключенного на другое место работы обязательно сопровождалось взяткой. У бригадира — свой фонд (он "дает", ему "дают"). "Давали и брали" водкой, спиртом, хорошей едой, деньгами, женщинами… (Заметим, что даже сам этот "взяткопрейскурант" зеркально отражает лагерную "иерархию приоритетов". К чему стремился любой заключенный в своей повседневной жизни? Предмет его постоянной зависти и вожделений — хорошая и обильная ("от пуза") еда, добротная одежда, спиртное и женщины. А спрос, как известно, рождает соответствующее предложение…). Бригадиры, нарядчики, руководители лагподразделений и их структур — все и всем платили, глубже и глубже погрязая и запутываясь в этой системе круговой поруки. "Теневая экономика", как и на "воле", укрепляла горизонтальные связи и ослабляла официальную власть в лагерях. Поэтому не так уж всесилен "кум" (оперуполномоченный) — он не может "сделать" ни большую "пайку", ни "придурочную" работу, от него вообще (применительно к глубинным интересам лагерника) мало что зависит. Это только на первый взгляд кажется, что всем в "зоне" управляет "начальство в погонах" — оно, по сути, очень далеко от повседневной жизни заключенных. Власть формальных начальников зачастую иллюзорна и эфемерна. Реально делами в лагерях распоряжаются неформальные лидеры, зачастую — из числа самих же заключенных. Люди эти — разные, но "авторитетными" и страшными для солагерников их делает абсолютная, практически ничем и никем не ограниченная власть над жизнями других заключенных. Впрочем, сами оставаясь (по своему менталитету и юридическому статусу) рабами, они являются только "калифами на час" — в любой момент их лагерная "карьера" может прерваться, ибо вечно враждующие группировки внутри "зоны" ведут "перманентную" войну — не на жизнь, а на смерть…

Ну а цена жизни "рядового" заключенного "не тянет и на копейку" — смерть разгуливает всегда неподалеку. Так, в 1950-м году на 21-м ОЛПе "приблатненные" в жилой "зоне" задушили 2-х солагерников, а на производстве убили 3-х человек. "Бандитские проявления вражды между заключенными", — так квалифицировало эти и многочисленные подобные случаи вятлаговское начальство. Невысоко ценилась жизнь лагерника и солдатами охраны, и техноруками на производстве. В 1951 году солдат Разгильдяев без всяких на то оснований из нагана застрелил заключенного. Дело, правда, приобрело огласку, и охранник получил два года исправительно-трудовых работ. Техника безопасности не соблюдалась совершенно, и в том же 1951 году только за два первых месяца в Вятлаге зафиксировано 137 травм на производстве, из коих 9 — со смертельным исходом.

Еще одна неотъемлемая черта лагерной жизни — повальное "стукачество". Уже в 20-е годы руководство ОГПУ ставило задачу иметь среди заключенных в лагерях не менее 25 процентов доносчиков. В 1930-1940-е годы эта "плановая" установка уменьшилась до 10 процентов. Но об "успехах" и неудачах в этом деле судить сложно, поскольку оперчекистские архивы, где сосредоточены списки лагерных "стукачей" и "шептунов", отчеты оперуполномоченных ("кумовьев") о работе с "агентурой", закрыты намертво. Ориентируясь по некоторым косвенным источникам, можно лишь предположить, что гулаговские чекисты (официально — во всяком случае) вполне укладывались в "плановый" 10-процентный "норматив". Безусловно, "прослушивались и простукивались" все лагерные структуры. Вот любопытные данные по эвакогоспиталям в Кировской области: к 1 июня 1942 года на ее территории размещены 53 госпиталя с 29.106 ранеными, среди которых находились 9 резидентов и 95 осведомителей соответствующих "органов". Советский образ жизни предусматривал "прощупывание" и фиксацию настроений, разговоров людей во всех слоях общества. Один из бывших заключенных Вятлага так — с гневом, но метко и образно — пишет об этом: