Рабочий день только начался, а ректор был уже погружен в дела. Сигнал внутреннего коммуникатора издал жалобный писк.
— Господин Альфар, — послышался из динамика голос секретаря, — к вам мистер Нарвин.
— Пусть проходит, — ответил ректор, нажав кнопку обратной связи.
Дверь отворилась, и Нарвин вошел в кабинет ректора. Альфар указал визитеру на одной из кресел, и тот прошел к нему и сел.
— Что у тебя? — поинтересовался ректор, откладывая дело, которым занимался.
— Рэйм, — вздохнув, произнес Нарвин с расстроенным видом.
— С ним что-то случилось? — обеспокоено спросил Альфар, напрягшись.
— Нет, — мотнул головой Нарвин. — Но вчера вечером он порвал горло Максварду.
На лице Альфара отразилось задумчивое выражение, с которым он хранил молчание несколько минут, глядя куда-то в сторону. А Нарвин не осмеливался нарушить воцарившую тишину.
— Сильно? — осведомился он, переведя взгляд на Нарвина.
— Жизни ничего не угрожает, — доложил Нарвин, — но пару дней говорить он точно не сможет.
— Что ж, в таком случае мы не должны вмешиваться, — спокойно проговорил ректор. — Как наследники, они должны учиться решать между собой подобные разногласия сами.
— Но он чуть не загрыз Максварда, — с беспокойством возразил Нарвин.
— Не думаю, что это стоит лишнего беспокойства, — невозмутимо ответил Альфар, разглядывая бумаги на столе. — Если бы хотел, то загрыз. Рэйм прежде никогда не проявлял лишней агрессии. И если Макс получил от него, значит, заслужил. Хотя если учесть, что парень последнее время на взводе, то присматривать за ним стоит.
— Может отселить Рэйма в другой корпус? — неуверенно предложил Нарвин.
Не оставляли опасения, что стычка может повториться. Молодые волки часто могли не контролировать свою агрессию, особенно когда имелся серьезный повод.
— Ни в коем случае, — вскинул голову Альфар. — Если мы попытаемся хоть как-то отделить его от других студентов, то тем самым признаем, что он не такой, как они. Это только усилит их уверенность, что он полукровка. А глупых щенков и так сложно в чем-либо переубедить, когда в их семьях до этого всю жизнь им толковали совсем иное. Не во всех стаях желают признавать равенство с людьми. Из-за этого страдает волчонок.
— Я наблюдаю за ним, — вздохнув, ответил Нарвин. — Но что делать, если он опять с кем-то сцепится?
— Не стоит вмешиваться, пока это не зайдет слишком далеко, — ответил Альфар с совершенно спокойным видом. — Задача нашего заведения не только давать им знания, записанные в книгах, но и жизненный опыт. И только при взаимодействии между собой молодняк может его приобрести. Мы — волки, а не кролики пушистые. Они будущие главы стай, и уже сейчас должны учиться отстаивать свои позиции. Кому как ни тебе знать об этом, Нарвин?
— Я не стал главой стаи, — напомнил тот, — потому что у меня был выбор, по какому путь идти дальше.
В семье Нарвина было два наследника, и он имел возможность отказаться от возглавления клана в пользу своего брата. А решение стать одним из преподавателей в университете несказанно обрадовало его руководство. Каждый наследник, не ставший главой, был на счету и сделанный им выбор жизненного пути влиял на общество в целом. Поскольку их силу и опыт старались направить на его развитие и укрепление. Тогда как главы по большей части заботились о своих стаях.
— А у них, как ты понимаешь, скорее всего, нет, — кивнул ректор. — Одному Звериному Богу известно, будут ли в их семьях другие наследники или нет. Тем, у кого уже есть, проще, а у первенцев этот выбор ограничен.
— Хорошо, я буду приглядывать за ними, — кивнул Нарвин с покорным видом.
Хоть ректор говорил ненавязчивым тоном, но он уловил те стальные нотки, которым нельзя было возражать.
…
На следующий день после нашей драки Макс не явился на занятия. Это порадовало, значит ранение, нанесенное мной, еще не зажило. Теперь я был точно уверен, что он больше не посмеет выступать против меня.
Конечно, информацию о нашей драке постарались особо не распространять. Наследник позволил повредить себе горло — это было большим позором, чем мое приковывание к ограде. Но, как говорится, шило в мешке не утаишь. Все равно находились те, кто перешептывались по этому поводу.
Через день Макс явился на занятия с шарфом на шее и постоянно молчал. Видимо повреждения еще до конца не восстановились, не позволяя ему говорить. Косые убийственные взгляды в мою сторону заставили меня почувствовать превосходство победителя, и отвечать торжествующей улыбкой. Ясное дело, что весь наш курс знал о произошедшем, что заставило многих притихнуть и пересмотреть свое отношение ко мне. Прекратились насмешки и поддевки, а презрительные взгляды сменились на опасливые. Может, стоило с самого начала хорошенько кого-то потрепать, тогда бы все встало на свои места?
Но расслабляться было рано, хватало тех, кто не желал менять свое мнение. А также наоборот появились те, чье внимание я привлек после произошедшего с Максвардом.