История одного поколения

Если в гостиной танцевали, а на кухне пили, то в спальне происходила настоящая интеллектуальная дуэль — и все ради снисходительной улыбки или одобрительного взгляда первой красавицы класса Антонины Ширмановой. Происходя из весьма обеспеченной семьи — ее отец работал на «Мосфильме» и являлся директором ряда известных советских картин, — она была постоянной головной болью всего женского педагогического коллектива.

С одной стороны, все школьные дамы, делая строгие глаза, внушали ей, что негоже «советской школьнице и комсомолке» приходить на уроки то в «развратных» сетчатых колготках, то в белых ажурных чулках на резинках, а то и накрашенной «как проститутка», да еще благоухая дорогими французскими духами. С другой стороны — если вспомнить, что это были времена всеобщего дефицита, — те же самые рано увядшие дамы завидовали Ширмановой. Да и вообще красавица Антонина обладала врожденным умением выглядеть настолько эффектно и по-женски соблазнительно, что за последние два года ей еще ни разу не доводилось нести свой портфель от школы до дома самостоятельно.

На вчерашнем выпускном вечере она поразила всех французским платьем со столь откровенным декольте, что директриса тут же погнала ее домой переодеваться. Антонина наотрез отказалась, заявив, что если уйдет, то больше не вернется. После этого все одноклассники мужского пола изъявили горячую готовность немедленно покинуть вслед за ней здание школы и тем самым сорвать выпускной вечер. Назревал крупный скандал, но был найден компромисс — одна пожилая учительница предложила Ширмановой повязать на свою «лилейную» шейку весьма изящную косынку.

Эффектно закинув ногу на ногу и обнажив стройное колено, Антонина сидела на широкой двуспальной кровати между двумя одноклассниками, которые вели яростный спор о том, какая дорога быстрее приведет к успеху, обращаясь к ней как к арбитру.

Никита Дубовик, вальяжный красавец с великолепно поставленным баритоном, утверждал, что «делом надо заниматься», причем таким, которое бы позволяло совершать частые зарубежные поездки. Для подобного утверждения у него имелось самое веское основание — его отец работал в зарубежном торгпредстве и периодически радовал сына то фирменными джинсами, то свежим номером «Плейбоя», а то и каким-нибудь необычным сувениром, становившимся предметом завистливого внимания всего класса. С одним из подобных сувениров произошла целая история.

Однажды их классная дама — молодящаяся старая дева по имени Марина Ивановна, — войдя в аудиторию, увидела на своем столе небольшую фигурку индейца в ярком пончо.

«Что это?» — грозно поинтересовалась она.

«Подарок», — дружно проскандировал 10 «Б».

«В честь чего это?»

«В честь дня учителя!»

«Да? Ну, тогда спасибо». — Марина Ивановна попыталась было взять индейца со стола, ухватив его двумя пальцами за верхнюю часть туловища, но тут произошло неожиданное — фигурка осталась стоять на месте, зато из-под пончо вырос огромных размеров фаллос.

Класс грохнул со смеху, а Марина Ивановна какое-то время растерянно таращилась на индейца, после чего густо покраснела, что лишь добавило всеобщего веселья. Последовала грозная команда «немедленно убрать эту гадость», однако никто не сдвинулся с места. Не осмеливаясь снова трогать фигурку, Марина Ивановна несколько раз повторила свое требование, после чего просто смахнула классным журналом злополучного индейца на пол, как какую-нибудь дохлую муху, и начала урок.

Соперником Дубовика за внимание Антонины выступал Эдуард Архангельский — высокий, но весьма худой и даже сутуловатый юноша, далеко не красивый, да еще в строгих, делавших его заметно старше очках. В классе он считался «самым умным», но при этом и самым занудным, и именно поэтому постоянно переизбирался на должность комсорга. Огромное, скрываемое за скромной и даже несколько плебейской внешностью честолюбие неожиданно проявило себя при написании комсомольских характеристик, которые должны были выдаваться вместе с аттестатами. Архангельский мягко попенял каждому из одноклассников на какой-нибудь явный, но несущественный недостаток, — и с этим все охотно согласились, — но зато самому себе выдал такую характеристику, что даже неизменно благоволившая к нему Марина Ивановна при всем классе с усмешкой заявила Эдуарду: «Это не характеристика, а текст для мемориальной доски на здании школы».

— Ты не прав, старик, — говорил Эдуард Никите, поправляя очки и стараясь не смотреть на соблазнительные ножки Антонины, — мы живем в идеологическом государстве, поэтому успеха надо добиваться по партийной линии. Тогда и за границу будешь ездить, и все блага иметь.

— Ну, а ты, Антонина, что скажешь? — Никита знал, насколько он эффектнее Архангельского, а потому не сомневался в своем превосходстве над ним.

— Не знаю, ребята, — покачала головой и кончиком темно-вишневой лакированной туфельки красавица Ширманова, — мне как папа скажет, так я и сделаю.

— И замуж пойдешь за того, на кого он укажет? — съехидничал Архангельский.

— Может быть, — миролюбиво согласилась Антонина, — но только если мне самой жених будет нравиться…