Читаем История одного поколения полностью

— Нет, будь я проклят, не понимаю! — яростно возвысил голос Михаил. — А ты представлял себе, как твоя соблазнительная и неприступная возлюбленная превратится в чудовищный, обугленный труп? А может, представлял и уже заранее злорадствовал по этому поводу?

— Но разве было бы справедливо, если бы эта женщина, причинившая мне своей глупостью и упрямством столько невыносимых страданий, жила бы вполне счастливо? — живо возразил Князев. — Разве было бы справедливо, если и сейчас, когда я по-прежнему не могу думать о ней без болезненных содроганий, она бы где-нибудь ходила, смеялась, кокетничала, а по ночам регулярно трахалась со своим проклятым любовником, постепенно внося в это занятие все более утонченный разврат и даже не вспоминая обо мне? Ведь сколько уже раз говорилось о том, что нельзя построить свое счастье на несчастье других — разве это не тот самый случай?

— Именно тот самый, черт бы тебя подрал! Сам-то ты когда-нибудь сможешь забыть об этом кошмаре?

— Нет, разумеется.

— И на том спасибо!

— Ты меня очень осуждаешь?

— Неважно, — поразмыслив и поостыв, буркнул Михаил. — В подобных случаях говорят — Бог тебе судья! Могу добавить только одно — если бы ты лично, в приступе той самой ревности, которую так красочно живописуешь, убил Полину вместе с ее любовником, на мой взгляд, это выглядело бы более естественно и менее подло, чем то, о чем ты мне сейчас рассказал.

— Ты думаешь, у меня бы хватило духу поднять руку на любимую женщину?

— Значит, ты еще и радовался, что за тебя это сделал кто-то другой?

Они замолчали, и каждый полез за своими сигаретами. Михаил был настолько шокирован, что испытывал к Князеву самую настоящую неприязнь. Денис это почувствовал и после долгой паузы неуверенно спросил:

— Но мы по-прежнему останемся друзьями?

Ястребов неопределенно пожал плечами, а про себя подумал: «Старых друзей почти нельзя изменить, зато можно в любой момент лишиться».

Пребывая во власти тяжелых размышлений, они в очередной раз миновали памятник, когда Князев вдруг вскинул голову и увидел метров за пятьдесят впереди медленно прогуливающуюся пару. Мужчина обнимал женщину за талию и что-то ей говорил, а она внимательно слушала, склонив голову к левому плечу. На минуту они остановились и быстро поцеловались.

— Смотри, — вопросительно произнес Денис, — а это часом не Гурский с Натальей?

Михаил тоже вскинул голову и довольно равнодушно пожал плечами:

— Кажется, они.

— Догоним?

— А зачем мешать? Гурский — парень неплохой, хотя я в свое время заподозрил его в том, в чем даже и не подумал подозревать тебя! Дай бог, чтобы у них с Натальей что-нибудь получилось. Но если он вздумает с ней поиграться, а потом бросить, то я ему лично морду набью!

— Будем надеяться на лучшее.

— А что нам еще остается? Только надеяться да любоваться на звезды — смотри, какая великолепная ночь!


Природа торжествовала. Ее непознанное, непознаваемое, трансцендентальное начало оставалось все таким же таинственным, как и миллионы лет назад, когда еще не было ничего живого. Ее беспредельный смысл смыкался с бессмыслицей, ограниченность переходила в беспредельность, бесконечное развитие отталкивалось от загадочного постоянства.

А люди, испуганные и крошечные существа, робко заклинали ее именами Бога, Абсолюта, Непознаваемого. Они ставили отчаянные эксперименты и отправлялись в далекие экспедиции, пытаясь отвоевать у нее еще одну крошечную тайну, чтобы убедиться в осмысленности собственной жизни. Или доводили себя до фантастических состояний, чтобы испытать единение со Вселенной и поверить в то, что они не погибают и не растворяются в ней, а лишь соединяются для достижения вечности. Или придумывали бесконечное множество игр и играли все сотни тысяч часов своей единственной жизни то по правилам, то нарушая их и называя все это религией, славой, властью, любовью. И все лишь затем, чтобы не оставаться один на один с собственной душой, в которой ноющей занозой сидела загадка вечности и бессмертия. Кто-то из них настолько увлекался этими играми, что забывал о самой загадке; кто-то сходил с ума из-за ее неразрешимости; кто-то начинал верить, убеждая себя в том, что все понял… А все вместе стремились от начала к концу, будучи едины с природой только в одном — во времени. Развитие и Вечность, Тленность и Бессмертие — и человеческие страсти, неизменные в своей неукротимости и жалкие в своей тщетности.

Денис и Михаил еще долго смотрели на звезды, ощущая себя между небом и землей и чувствуя, как простираются перед ними необъятно-загадочные горизонты времени. И в их душах сияла самая трепетная, но и самая неугасимая надежда.


Перейти на страницу:

Все книги серии Рожденные в СССР

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее