История одного поколения

Он удивленно скривился, однако и твердости в ее голосе было мало, да и разгорячен он был слишком сильно… Новый и безмолвный натиск, она напрягает руки, пытается его оттолкнуть, избегает объятий, прячет губы… Все тщетно — он прижимал ее к себе все сильней и сильней, и так продолжалось до тех пор, пока ему снова не удалось раскрыть своим языком ее дрогнувшие губы. И Полина вновь не выдержала, явно теряя контроль над собой. Он интуитивно почувствовал это, на мгновение оторвался от ее губ и стал целовать нежную шею, а затем и небольшой вырез в белой шерстяной кофточке. Опускаясь все ниже, он начал расстегивать дрожащими пальцами пуговицы и вскоре открыл ее кружевной бюстгальтер. Через мгновение он был расстегнут, и Репнин припал раскаленными губами к розово-прохладному соску ее левой груди. Полузакрыв глаза, Полина все больше подавалась назад, опираясь на край полированного стола. Но этому мешали его руки, скользившие по ее талии, бедрам, ногам, проникавшие под юбку и медленно приподнимавшие ее изнутри. Полина не противилась, не протестовала, но и не отзывалась, а ее руки бессильно висели по бокам.

Звонил телефон, в прихожей открывались и закрывались двери, и валялся в центре кабинета календарный план второго полугодия, выделяясь своей непорочной белизной на красном фоне ковра…

И вдруг она вскинулась, очнулась и оттолкнула его столь сильно, что он едва не опрокинул стул.

— Что вы себе позволяете! — прошептала она, поспешно застегивая бюстгальтер и одергивая кофту. — Совсем с ума сошли?

— Я люблю вас! — так же шепотом ответил он.

— Да? — Полина попыталась презрительно усмехнуться, но из-за только что пережитого волнения усмешка вышла какая-то жалкая и дрожащая. — А как же ваша жена?

— Ты хочешь выйти за меня замуж? — впервые переходя на «ты», спросил Репнин.

Полина заколебалась. Ответить «да» у нее не хватало смелости, ответить «нет» она не решалась, — а вдруг это сразу его оттолкнет? Пришлось неопределенно пожать плечами, что он немедленно принял за знак согласия.

— Но мы же еще так мало друг друга знаем!

— А по-вашему, самый верный способ узнать друг друга — это то, что вы сейчас предложили?

Репнин понял упрек и, согласно кивнув головой, снова перешел на «вы».

— Извините, но вы мне так нравитесь, что я просто не сдержался. Однако я действительно считаю, что совместная жизнь до свадьбы позволяет хорошо узнать друг друга. Разве я не прав?

И Полина вновь не нашлась, что ответить. Да и что тут ответишь? Какие могут быть гарантии, что подобное предложение исходит не от опытного ловеласа, мечтающего о легкой победе над подчиненной ему женщиной, а от по-настоящему влюбленного человека, готового бросить жену и начать с тобой новую жизнь?

Прозвенел звонок, извещавший об окончании большой перемены, и они вынуждены были прервать столь волнующий обоих разговор.

Эту ночь Полина провела без сна, непрерывно размышляя над тем самым вопросом, который уже много раз себе задавала: «Пуркуа па?»

В конце концов, вся ее жизнь проходит как-то по-дурацки именно из-за ее неуступчивости и упрямства. Чего она боится теперь, когда ей скоро исполнится — страшно подумать! — тридцать пять лет? Чего еще ждать и с кем ложиться в постель, как не с человеком, от одной мысли о котором на щеках появляется девичий румянец? Что она теряет, кроме малопочетного права называться старой девой, и что обретет, кроме бурных ласк настоящего мужчины? Почему бы наконец не уступить?

Устав мучиться сомнениями, Полина решилась и начала действовать с неожиданной для самой себя смелостью. Следующий день у нее был свободен, поэтому она позвонила Николаю Павловичу в лицей и произнесла заветную фразу, итог всех ее ночных размышлений:

— Я хочу завтра пригласить вас к себе на ужин. Вы придете?

— Да, разумеется, — ответил он заметно изменившимся голосом.

— У меня завтра по расписанию должны быть четвертая и пятая пары…

— Я знаю.

— Тогда мы можем встретиться сразу после пятой пары и поехать ко мне.

— Прекрасно, — после секундной заминки произнес Репнин. — Только я хотел вас кое о чем предупредить.

— О чем же?

— Моя машина будет стоять в ближайшем переулке — в том, что идет параллельно железной дороге.

— Но почему?

Он опять замялся, но Полина и сама все поняла, вспомнив неоднократно слышанные в преподавательской разговоры о том, насколько ревнива жена директора. Неужели она уже ухитрилась что-то заподозрить?

— Так будет лучше, — наконец промямлил Репнин.

— Ну, хорошо, — решительно согласилась Полина, — раз вы настаиваете, давайте так и сделаем.