Читаем История одного супружества полностью

– Не стоит мне вас задерживать, – сказал он. – Не могли бы вы передать это Холланду? Просто я знаю, что у него скоро день рождения.

– Почти через месяц.

– Ах да, точно, – сказал он, качая головой. – Плохо запоминаю даты. Все цифры слипаются. Помню только важное – имена и лица.

Я сказала, что никто никогда не возражал против раннего подарка.

– А там и ваш день рождения, да? – спросил он с улыбкой.

Совершенно непонятно, откуда незнакомец мог знать мой день рождения.

– Через день, правда? Я слыхал, что в Китае это считается добрым знаком для женщины. Надеюсь, что я не перепутал, потому что у меня для вас есть кое-что…

– Что вы, не надо было, – сказала я, чувствуя себя почему-то польщенной и смущенной.

– Меня так мама воспитала, – кивнул он. – А Холланд скоро вернется?

Несколько безумных мгновений я думала, не соврать ли. Может, оттого, что туман тем вечером ложился так низко и мягко, или оттого, что глаза у него были такого особенного голубого цвета, или в его голосе мне послышалось что-то, о чем он не говорил.

Но я не могла врать незнакомцу, стоя в дверях.

– Да. Да, он вернется с минуты на минуту.

– Я знал, что Холланд женится на прекрасной девушке. Это было сразу понятно. Вы его детская любовь, правильно? Он все время о вас говорил.

Соседка, старая немка, вышла на крыльцо поглазеть на нас. Я шагнула в дом и сказала:

– Хотите зайти и подождать?

Мы сели на диван в нескольких футах друг от друга, он с довольным видом пил пиво, а я гладила Лайла. Он рассказывал истории из юности Холланда, который одно время был его подчиненным, и то и дело повторял, как он рад со мной познакомиться. «Красавица» – он все время говорил, что я красавица, и это звучало так же странно, как если бы кто-то называл меня француженкой. Потом он вложил мне в руку свой подарок – бирюзовую коробочку размером не больше тоста, – и поначалу я отказывалась. Слишком уж он норовил сразу сблизиться. Но Базз был обаятелен, что да, то да, и в конце концов уговорил меня открыть подарок.

– Спасибо вам. Как красиво.

Прошло пять минут, оберточная бумага лежала между нами на диване. Лайл бил хвостом по моей ноге в радостном предчувствии прихода Холланда. Мы услышали, что открылась входная дверь, и затем мой муж появился на ступенях нашей гостиной, расположенной ниже уровня коридора. Лайл подбежал к нему, а мы оба встали, словно в присутствии монарха.

* * *

Муж сошел вниз. Мы смотрели, как он по частям возникает в круге света: сначала узкий лаковый носок одной туфли, потом другой, затем заутюженные отвороты костюмных брюк, длинные ноги в угольно-черных штанинах, ремень на все еще подтянутой талии школьного спортсмена, мятая, что для него необычно, сорочка с закатанными рукавами и одинаковые отблески на часах и обручальном кольце. «Привет? Привет?» – а затем лицо, которое я так любила, изумленное темнокожее лицо моего мужа.

– Привет, милый, – сказала я. – К тебе пришел старый друг.

Холланд стоял очень тихо, в оцепенении, раскинув руки, как святой, и к нему бежали сын и собака. Он смотрел на Базза. А я смотрела, как в его взгляде загорается что-то похожее на презрение. Затем он уставился на меня. Почему-то вид у него был испуганный.

– Здравствуй, Холланд, – сказал Базз. Он приветственно протянул к нему руки.

Когда он обернулся к своему другу, я поняла, что мне показалось знакомым в этом человеке: он был одет как мой муж. Твидовый пиджак, складная шляпа, длинные выглаженные брюки, даже манера дважды закатывать рукава рубашки, чтобы они были чуть ниже локтя. Так начал одеваться Холланд после войны. И моментально стало видно, что мой муж, так тщательно выбиравший одежду в магазинах, которые были нам по карману, прикладывавший распродажные галстуки к уцененным рубашкам, переживавший по поводу кашне, был всего лишь доморощенным повторением стиля этого мужчины. То, что я считала его особенностью, продолжением физической красоты, оказалось имитацией. Словно восстановление утраченного портрета – это было имитацией человека, которого я до сегодняшнего дня не видела.

Он повернулся к своему другу.

– Ну привет, Базз, – ровно сказал он. – Что ты тут делаешь?

– Да просто пришло в голову заглянуть. У тебя жена красавица.

– Перли, это мистер Чарльз Драмер, он был моим начальником…

– Да, он мне сказал.

Мужчины еще несколько секунд обменивались тревожными взглядами.

– Давно не виделись, – сказал муж.

– Несколько лет, – сказал Базз.

Взгляд Холланда упал на ковер, где лежал обрывок голубой бумаги в форме затонувшего континента. Я сказала, что Базз принес мне подарок, и он, кажется, очень удивился.

– Вот как?

Пару белых перчаток. Только когда Базз уговорил меня их примерить, я заметила вышивку на правой ладони – красную птичку с задранным хвостом и простертыми крыльями, словно только что пойманную. Если раскрыть ладонь, птица шевелилась на руке, как живая.

– Синица в руке! – весело сказала я Холланду, вытягивая руку и показывая, как двигается птица.

– Синица в руке, – повторил Базз, держа руки в карманах.

Перейти на страницу:

Все книги серии Brave New World

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее