История одного ужина

— Господин Маркус, вы, видно, слабо знаете господина Макеллу. Родители господина Макеллы — богатые, состоятельные люди, мир их праху. Образования, однако же, у него путного нету. Как рассказывал Агафий, учился Макелла необычайно скверно — да и позволительно, наверно, раз родительская мошна битком набита… Люди моего поколения ведут себя строже, знаете ли. Макелла еще в университете кутил, дуэлировал, картежничал, словом вел жизнь городского повесы. Банковское дело он никогда не любил и его не понимал. Но когда пробил час, вложил куш и стал компаньоном большого дела, с репутацией, связями, наработанным опытом. А Агафий — скромный человек, живший до того делопроизводством за четыре солида в неделю. Есть ли разница? И могла ли между такими людьми быть дружба, как вы сами говорите? — Диадох горько вздохнул, — Макелла его, между нами, ужасно тяготил. На службе приходилось угодничать, так еще и дома — устраивать вертеп. Иоганес от меня секретов не имел, но умолял не выдавать его положения, боялся взыскания по службе. Такой уж был человек, скромный да тихий. А сейчас… — Диадох ударил себя ладонью по колену, но звук получился тихий, — Все, мертв. Отравили, как собаку. Нет чтоб пулей… Как шакала какого. Я уж скрывать не буду, поверьте. Если Макелла говорил, что был нашему Иоганесу добрым приятелем — не верьте. Кровь он из него пил. «Агафий, а отчего это у тебя тут, дружок, по ведомости не сходится? Уж не нахалтурил ли ты тут, часом? А ну-ка давай-ка к двенадцати часикам чтоб все поправил и начисто сделал!». Так-то…

Во время повествования Флавий Диадох бросал взгляды и на меня. И каждый раз от этих взглядом я машинально закрывалась рациометром. Взгляды были липкими, какими-то суетливо-трусливо копошащимися, как перемазанные в варенье мухи со слипшимися крыльями, которые пытаются забраться по твоей ноге. Я даже позавидовала Киру — тот, по крайней мере, мог прикрыть ноги штанами, для сотрудников же женского пола, то есть для меня, Христофор Ласкарис признавал лишь один вид одежды, тунику. Я ерзала в своем кресле, стараясь по крайней мере избегать этих взглядов и делала вид, что поглощена работой.

— В последнее время между господином Иоганесом и господином Макеллой не было никаких ссор по службе? — как ни в чем ни бывало продолжал свой допрос Марк. Вопросы падали методично, как крупные увесистые градины, и задавались таким вежливым, но в то же время и внушительным тоном, что господин Диадох, через силу кисло улыбнувшись, вынужден был каждый раз отвечать.

— Никаких. Я, конечно, не знаю, не моя епархия, но все же…

— Как думаете, господин Иоганес мог найти какую-нибудь ошибку в делах своего департамента, которая, будучи официально выявленной, нанесла бы репутации Кредитного Товарищества или лично господину Макелле какой бы то ни было урон?

«Как формулирует! — подумала я в восхищении, сжимая кулаки, точно сама сейчас сидела рядом с Марка и задавливала вислогубого банкира неудобными вопросами, — Жми его!».

И Марк жал.

Диадох сбивчиво отвечал, причем выражение его лица, и так кислое, под конец беседы явственно отдавало даже не винной кислинкой, а жгучим уксусом. Отвечая на вопросы о взаимоотношениях Иоганеса и его служебных делах, он явно испытывал неудобство. Однако из его слов было ясно, что лично он в дела Иоганеса особенно не вникал, был ему лишь другом, о подобных находках в банковской отчетности ему неизвестно.

Под конец Марк спросил про Евгеника. Лицо Диадоха озарилось скупой нерадостной улыбкой.

— Был такой. Вместе с нами в вечерних заседаниях у Иоганеса участие принимал. Да и как не примешь, господину Макелле так просто не откажет… Не того понятия человек чтоб ему отказывать. А Евгенику и то в радость было. С начальством ли за одним столом сиживать, со сбродом портовым… Уж простите, что прямо, душа у меня простая, ровная, не люблю кривотолков и хитростей. Пьяница он, Евгеник, пьяница и подхалим. Что на службе, что дома. Сам по себе счетовод, да при Макелле поднялся, главой наблюдательного совета Товарищества стал. Наглый тип, между нами, — Диадох наклонился к столу, точно желая нашептать Марку на ухо, — В банковском деле голый ноль, однако же амбиций имеет огромное количество, а воспитания — никакого. Да приглянулся он Макелле, тот любит людей шумных, компанейских, с которыми и вина выпить и на бильярде сыграть … В моем возрасте такое не дается.

«Кляузник, — пробормотала я мысленно, — Благоприятный образ почтеннейшего господина Головы разваливался на глазах, — Обиженный кляузник, плут и донжуан, судя по всему».

— А в каких отношениях он был с покойным? — мягко поинтересовался Марк.

Диадох лишь махнул узкой ладонью.