История одного ужина

— Терпеть друг друга не могли, можно сказать на дух не выносили. Иоганес, он, знаете, смирный, спокойный, достоинство все-таки… А Евгеник — гуляка, хам, повеса. Вечно остроты скабрезные отпускал, Агафию даже краснеть доводилось. Кабацкая культура. Да и со мной схоже. Евгеник-то моложе всех нас, шутит напропалую, насмехается, старость высмеивает. И на место его не поставишь — как так, Макелла благоволит… Так он и мучал нас постоянно аки пиявка. Сладу никакого…

Марк мягко перебил его.

— Последний вопрос, если позволите.

— Отчего же… Слушаю.

— Не доводилось ли вам отлучаться во время того самого ужина?

Диадох наморщил узкий морщинистый лоб.

— Минуточку… Вы имеете в виду, из-за стола?

— Да, когда вы сидели с господами Макеллой, Иоганесом и Евгеником. Приходилось ли вам или кому-нибудь из них отлучаться на какое-то время?

— Да пожалуй… Позвольте… Да, отходил, помню.

— Разрешите узнать, как далеко и надолго ли?

Диадох смутился.

— Не при даме… — я улыбнулась и сделала вид, что затыкаю уши пальцами, — В ватерклозет. Ну, минут на пять-шесть, думаю.

— Вот как… А остальные?

— Евгеник отлучался, помню. Не знаю уж куда. Минут десять не было. И сам Макелла тоже, под конец ужина. Уж не спрашивал, сами понимаете.

— А господин Иоганес?

— О, тот регулярно. На кухню все бегал, проверял, не подгорело ли чего у Ланселота, не забыл ли закуски, готовы ли сыры… Очень бедолага беспокоился как бы в грязь лицом перед Макеллой не ударить. Можно понять.

— Благодарю вас, больше вопросов у нас нет. Разрешите поблагодарить за оказанную помощь, ваши ответы чрезвычайно нам полезны, — поблагодарил Марк, поднимаясь и протягивая руку.

— И вам, вам… Такой уж человек я, простой, принципиальный. Раз надо — значит надо. И Иоганеса жаль необычайно, царствие ему небесное, золотой человек был. Да где он теперь… До свиданья, господин Маркус, до свидания, госпожа Таис.

Его внимательные острые глаза, остановившись на мне, несколько раз сладострастно моргнули. И хотя терпеть его общество становилось для меня все труднее с каждой минутой, я не удержалась.

— Простите… Еще вопросик. Вы стихи помните?

— Стихи? Простите?

— Тем вечером читали стихи. Сперва Макелла, потом остальные. Вы помните, о чем? Может, пару строф?..

— Извините, госпожа… — он потер нос, — Как-то не припомню. Стихи были, да, но содержание выветрилось… Макелла читал, что-то про еду, помнится, раки какие-то, вино опять же… Евгеник что-то скабрезное зачитал, как за ним водится. Я стихов не говорил, не люблю, знаете ли, да и память в последние годы не та.

— А Иоганес? — нетерпеливо спросила я.

Именно стихи своего хозяина позабыл Ланселот. Я даже самой себе не могла объяснить, к чему тут стихи, видимо просто упрямство. Попытка доказать Киру, что за маленькой малостью может обнаружиться что-то ценное, крупица истины, которая, будучи вставленной в цепь таких же, образует монолит.

— Иоганес сам стихов обыкновенно тоже не читает. Он взял тетрадь у Макеллы. Из нее и читал. Что-то… погодите… Твой дар, о щедрая… щедрая… природа. Что-то там про изобилие… Ох, не помню. Простите.

— Ничего. Прощайте, господин Диадох.

— И вам доброго дня.

Когда посетитель вышел, мы с Марком вздохнули, оба с облегчением.

— Неприятный тип, — сказал Марк, — Глаза особенно. Жалуется, ноет, а у самого взгляд прыгает. Настороженный, внимательный.

— Вы славно его вопросами охаживали.

— Меня учили проводить допросы. Правда, в другой обстановке.

— У нас должно быть часа пол до визита нашего следующего гостя. Давайте подумаем, что мы уже успели узнать.

— Отношения, — Марк загнул палец, — Если верить Диадоху, они вовсе не такие безоблачные, как нам виделось. У Иоганеса был лишь один друг в лице самого Диадоха, а остальных он вынужден был терпеть, опасаясь неприятностей по службе. Что ж, не вижу в этом ничего странного. К тому же Диадох отлучался из-за стола, — он загнул второй палец, — А значит…

— … мог перекинуться парой слов с сервом, — закончила я, — Я сразу поняла, к чему вы спрашиваете. Ни у одного из гостей не было возможности обычно поговорить с Ланселотом — в отсутствии хозяина они к нему домой не являлись, да и учитывая охрану… В общем, если наш убийца все-таки человек, у него было от пяти до десяти минут чтоб побеседовать с Ланселотом, уговорить его и, может быть, передать яд.

— Именно. Заминка в том, что отлучались все четверо, и все — на достаточно продолжительное время. А значит, мы остались при всех своих подозреваемых. Серв-отравитель, трое людей-отравителей или же отравитель-самоубийца. Отлично.

— У нас впереди еще Евгеник, — напомнила я, — Если он человек недалекого ума и пьяница, как следует из слов коллеги, может он о чем-нибудь и обмолвится?