История одного замужества

– Скажи-ка мне вот что: может быть, твоей хозяйке кто-нибудь угрожал? Ты ничего такого не замечала? Никаких подозрительных писем она не получала?

Дуняша пылко объявила, что не имеет привычки читать чужие письма, и вообще, в последнее время хозяйка жаловалась разве на то, что ей стали писать реже, чем раньше. А что касается угроз…

– Так уж она сама всем угрожала, так угрожала! Сыну говорила, что он не найдет ни приличной невесты, ни хорошего места, мужу – что она уйдет от него и его театру настанет конец…

– А как Анатолий Петрович к этому относился?

– Как относился? А что он мог сделать? Он же любил ее, хоть она и заноза сущая была. Вот, прости Господи, заноза так заноза!

И она снова затараторила, перескакивая с предмета на предмет, и так замучила следователя, что после ее ухода он почувствовал ощутимую головную боль.

Петр Линьков, лакей Анатолия Колбасина, оказался важным с виду верзилой неопределенного возраста. Он мало походил на парикмахера и еще меньше – на слугу. Впрочем, он не стал отрицать, что в театр его привела только любовь к искусству.

– Но талант, сударь, подвел, – печально молвил Линьков, свесив голову. – Пробовал я выступать и там, и сям, но все говорили в один голос: нет у тебя, брат, таланта! Так что я прибился к Анатолию Петровичу и служу у него. Изредка только по старой памяти выхожу на сцену, когда нужны статисты, да в ролях лакеев, знаете, когда всех реплик только «Кушать подано» и никто из господ актеров утруждать себя не хочет…

Игнатов попытался вернуть разговор к тому, что интересовало следствие. Ответы собеседника были категоричны: ни у хозяина, ни у хозяйки оружия не было. Револьвер самому Петру незнаком, и он понятия не имеет, кто мог убить Евгению Викторовну. Последний раз он видел хозяйку живой, когда все завтракали, а после завтрака хозяин послал его на почту, отправить несколько писем. Да, на почте его видели, и если Ивану Ивановичу будет угодно навести справки…

«Почему у меня такое ощущение, что он темнит? – мелькнуло в голове у следователя вскоре после того, как Петр удалился. – Вроде бы он казался вполне откровенным в своих ответах, но было, было еще что-то… что-то, о чем он не стал говорить, возможно, потому что это может повредить кому-то… Хозяин его послал на почту в день убийства… Подозрительно, однако! С другой стороны, почему бы Колбасину не послать своего слугу с поручением…»

Иван Иванович допросил кухарку, решительную полную бабу, которая показала, что знать ничего не знает, ведать не ведает и вообще она все время была на кухне с женой Франца Густавовича. За кухаркой последовал черед жены управляющего и их слуги Никодима, но слуга, как оказалось, любезничал с горничной из усадьбы Ергольского и пропустил все волнующие события, а Эльза Карловна лишь подтвердила слова кухарки и описала, как муж, придя на кухню, попросил у нее ключи. Это была сдержанная, домовитая и явно неглупая женщина, так что Иван Иванович, не удержавшись, без обиняков спросил, что она думает о происшедшем.

– Очень жаль, что в имении баронессы Корф произошел такой скандал, – сказала Эльза Карловна. – Госпожа баронесса его не заслужила.

– Ваш муж уверяет, – сказал Игнатов, – что револьвер, из которого была убита Евгения Викторовна, не из этого дома.

– И он совершенно прав, – отозвалась его собеседница.

– Откуда же он мог взяться?

Эльза Карловна пожала плечами.

– Полагаю, что его принес тот, кто хотел убить госпожу Панову, – объявила она.

– У вас нет никаких соображений, кто это мог сделать?

– Если бы я что-то знала, то я бы вам сказала, господин следователь. Кроме того, между «мог сделать» и «сделал» существует большая разница. Я могу идти?

– Да, но если вы что-то вспомните…

– Разумеется, я вам сообщу.

Оставшись один, Игнатов вздохнул. Итак, прекрасный летний день, госпожа Панова выходит из своей спальни, потому что ей, возможно, наскучило быть одной, и спускается в гостиную. Франц Густавович, по его словам, объезжал луга баронессы Корф, его жена на кухне руководила кухаркой, Колбасин читал, а потом заснул у себя в комнате, Павел прятался в лесу, Ободовский якобы находился у озера. Серж и Натали катались в лодке. Лакей Петр был отправлен с поручением на почту, Дуняша и Никодим отлучились. Все готово для представления, мелькнуло в голове у следователя. И перед его внутренним взором вновь возникла гостиная, обставленная прекрасной французской мебелью, с большими окнами – среднее из них распахнуто настежь – и двумя дверями, которые тоже распахнуты, словно нарочно…

Убийство в открытой комнате, вот что это такое. Кто угодно – в сущности – мог войти в одну из дверей. Либо, как вариант, забраться в окно…