История одного замужества

– Как там твой отец и Ободовский? Еще не прикончили друг друга?

– Какое там… То, что сказала эта баронесса, все изменило. Когда я уходил, папа и Иннокентий Гаврилович беседовали вполне мирно, представляешь?

Этот разговор молодых людей имел место в саду усадьбы. Серж присел на гамак, протянутый между двумя деревьями, а Павел устроился на низеньком стуле, стоявшем неподалеку. Листва близстоящих деревьев отбрасывала на лица подвижную тень.

– Я сейчас говорил с Натали, – сказал Серж. – Она уверяет, что в саду была женщина.

Павел аж привстал с места.

– Она уверена? Она действительно ее видела?

– Да, и описала следователю. Думаю, ее скоро найдут.

– Дай-то бог! – искренне промолвил Павел. – Ты просто представить не можешь, какие мысли лезли мне в голову, когда…

Он запнулся и оборвал себя на полуслове.

– Лучше я скажу, какие мысли были у меня, когда я узнал, что ты ушел в лес один, с ружьем и в своем лучшем костюме, – сердито проговорил Серж. – Хотя буквально накануне вечером говорил мне, что охота – не для тебя.

Павел покраснел.

– В конце концов, я мог и передумать…

– Передумать? А ты знаешь, что я чувствовал, когда тогда тебя искал? Я каждую минуту думал, что найду твой труп. Нет, ну ей-богу, ты совсем с ума сошел?

– Послушай, – рассердился Павел, – что ты себе позволяешь?

– А ты? Я ведь не следователь, не официальное лицо, я твой друг, ты сам тысячу раз говорил, что это так. Разве нет? А если бы ты… если бы ты сделал то, что собирался, и убил себя – как, по-твоему, я бы себя чувствовал? Ведь я бы первый себя винил, что не заметил, не обратил внимания, не удержал тебя. А твой отец? О нем ты хоть подумал, ведь у него никого нет, кроме тебя? Как ты мог, черт побери, – уже не сдерживаясь, закричал Серж, – как ты мог? Я думал, я в этом проклятом лесу с ума сойду! Я ругал себя последними словами, что не остался с тобой после завтрака, а поспешил к Наташе… Как этот чертов Ергольский где-то написал: «Бывают минуты, когда думаешь, что выбираешь галстук для вечера, а на самом деле ты выбираешь смерть для кого-то из твоих близких». Мне это тогда показалось глупой фразой, а когда я бегал по лесу и искал тебя, я наконец-то понял, что он имел в виду…

И тут Павел не выдержал и расплакался. Он долго крепился, но сил его не хватило, и слезы теперь катились градом по его щекам.

– Послушай, – пробормотал пораженный Серж, – Паша! Да что это такое… Ну вот чем хочешь тебе поклянусь, что никогда я не хотел сказать тебе что-то обидное… – Сердясь на себя, он стал хлопать по карманам, ища платок, но тот был коварен, как все носовые платки, и куда-то запропастился именно тогда, когда больше всего был нужен. – Дуняша! Дуняша!

– Не надо ее звать, – всхлипнул Павел, вытирая слезы. – Ни к чему… Я не хочу, чтобы она меня таким видела. – Он попытался выдавить из себя улыбку, но она получилась вымученной и жалкой. – Понимаешь, вчера утром я почувствовал, что мне все невмоготу.

– За завтраком, что ли? – с недоумением посмотрел на него Серж. – Да что такого там случилось?

– Нет, не за завтраком, а позже. Когда услышал, как мать разговаривает с отцом. – Павел замялся. – Теперь-то я понимаю, что она… ну… не совсем искренней была, а чуть-чуть играла роль… ну, ты понимаешь. Начало разговора я не слышал, слышал только, как отец повысил голос и стал говорить, что она ведет себя неприлично с Ободовским, что он ее муж, что он не желает быть посмешищем… И мать стала ему говорить, что он отравил ее юность, что она играла в скверном театре, тратила силы впустую на его бездарные постановки и вообще он испортил ей жизнь… это он-то, понимаешь, который всегда был готов в лепешку расшибиться по первому ее знаку, и авторов умасливал, и всегда старался, чтобы все было так, как она хотела… Но больше всего меня уязвило не это, а то, что в разговоре она упомянула и меня. Сказала что-то вроде: «И ваш никчемный сын, который ни на что не способен…» Ваш сын, понимаешь, как будто я не был и ее сыном тоже! Меня это убило, понимаешь, просто убило! Ну, думаю, раз я такой никчемный, то к чему дальше жить? Застрелюсь. В общем, надел я новый костюм, чтобы не выглядеть совсем уж скверно, когда меня найдут, взял ружье и пошел в лес… – Он замолчал.

– И что? – мрачно спросил Серж.

– А в лесу так, знаешь, сумеречно, тихо, то есть не тихо, а звуки доносятся только свои, лесные. Кукушка вдали кукует, дятел стучит по дереву, птицы перекликаются… лучи золотыми столбами до земли стоят… И ты понимаешь, что ты, какой ты есть, со всеми своими переживаниями – дрянь ничтожная, и лесу на тебя совершенно наплевать, и поделом. – Павел замялся. – Я уже совсем было решился, приставил дуло ко рту, но курок оказался далеко, я стал его нашаривать рукой… а тут белка с дерева – прыг-скок! Покрутилась неподалеку, поглядела на меня, дурака, и поскакала дальше по своим беличьим делам… И как-то мне расхотелось умирать. Может, я просто струсил, не знаю…