История одного замужества

Итак, к двум часам в усадьбе баронессы Корф собралось множество людей. Был тут нервничающий Ергольский, его жена, как всегда казавшаяся самим спокойствием, и журналист Чаев. Явились изнывающая от любопытства Клавдия Петровна, которой Амалия лично пообещала нечто необычное, и Николай Сергеевич, который был слегка сердит, потому что ему не дали закончить новое стихотворение. Приехал Андрей Григорьевич Башилов с дочерью, который вовсе не хотел являться и сдался только тогда, когда Амалия пригрозила доставить его под конвоем. Наконец, из своих комнат спустились Анатолий Петрович, его сын и Серж. В углу комнаты, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке, устроился доктор Колокольцев, а возле него – товарищ прокурора Желтков, который сильно недоумевал по поводу сборища, затеянного своенравной баронессой Корф, но поостерегся задавать лишние вопросы. Последним явился хмурый следователь Игнатов, за которым конвоиры ввели Ободовского и Екатерину Александровну; и, завидев актера, Клавдия Петровна привстала на месте и тихо ахнула. Куда девался непринужденный, уверенный в себе красавец, которого она так хорошо помнила по ужину у писателя? Сейчас под глазами Иннокентия Гавриловича лежали черные тени, черты бледного лица заострились, как у покойника, а на щеках проступила небритая щетина. Екатерина Александровна казалась совершенно растерянной и часто моргала. И, хотя на обоих преступниках не было ни наручников, ни цепей, их появление произвело на остальных крайне гнетущее впечатление.

– Итак, дамы и господа, – Амалия, лучезарно улыбаясь, вышла в центр комнаты, – я полагаю, что раз это дело началось, как какой-нибудь роман, было бы только справедливо поставить в нем точку, как это сделали бы в романе. – Ее тонкая рука описала в воздухе изящный жест. – Ну, вы понимаете, в одной комнате собирают всех подозреваемых, и проницательный сыщик предъявляет доказательства и изобличает преступника. Не так ли, Матвей Ильич?

Услышав свое имя, Ергольский вздрогнул и нехотя кивнул.

– Если дошедшие до меня слухи верны, – мрачно бросил Колбасин, – истинный преступник окончательно изобличен.

И он выразительно покосился на Ободовского.

– В деле открылись новые обстоятельства? – быстро спросил Павел.

Клавдия Петровна напряженно подалась вперед.

– Совершенно верно, – сказала Амалия, – и эти обстоятельства окончательно прояснили ситуацию. Но так как я вижу, что Георгий Антонович уже хмурится, недоумевая, почему именно я взяла слово, а не господин Игнатов, мне придется сначала кое-что объяснить. Во-первых, я состою в Особой службе.

По рядам слушателей пробежал гул интереса.

– Во-вторых, меня прислали сюда с просьбой разобраться, не является ли случившееся – а именно убийство Евгении Викторовны Колбасиной, сценический псевдоним Панова, – ловкой провокацией, направленной против присутствующего здесь господина Башилова, а также против интересов Российской империи.

– Однако! – вырвалось у Чаева.

– Вы все больше и больше изумляете меня, сударыня, – процедил сквозь зубы Башилов. – И к какому выводу вы пришли?

– Изучив все обстоятельства, – продолжала Амалия, – я вынуждена ответить положительно. Да, происшедшее некоторым образом имеет отношение к господину Башилову, но… вовсе не в том смысле, в каком предполагало мое начальство.

Андрей Григорьевич откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

– Если вам угодно намекать, что я имею к убийствам хоть какое-то отношение… – начал он.

– Мы до этого еще дойдем, милостивый государь, – безмятежно отозвалась Амалия. – А пока я, как обычно делается в романах, обращаюсь к настоящему убийце Евгении Пановой и Авдотьи Фроловой. Я знаю, что этот человек находится в этой комнате. – Слушатели стали с изумлением переглядываться. Желтков сидел как на иголках, Игнатов был сосредоточен и хмуро покусывал изнутри нижнюю губу. – Я прошу преступника признаться в содеянном, потому что… Матвей Ильич, какие доводы обычно выдвигают ваши герои?

– В романе я бы написал о чудовищном грузе на совести, – отозвался беллетрист, – и необходимости облегчить душу. Но так как мы все же не в романе…

– Ну да, и, как я вижу, преступник все равно не горит желанием сознаться. – Амалия насмешливо улыбнулась. – Хорошо. Тогда, с вашего позволения, дамы и господа, я кратко напомню канву событий с самого начала.

– Мне показалось или она смотрела на вас, когда говорила о преступнике, который не хочет сознаваться? – с подозрением шепнула поэту Клавдия Петровна.

– Я-то тут при чем? – сделал тот большие глаза.