История одной дуэли

– У меня подружка в Крыму. Мы давно переписываемся.

– И чего же?

– Зовёт меня. Она при санатории в Судаке. Там такая красота! И условия все. Санаторий – это же лучше, чем больница. Мы уже всё обдумали.

Вот так. Я и сел. А потом подумал: если она, женщина, мать, такая махонькая, и не боится, то что же я-то?

Но путь преградил Виктор Антонович Колосухин, мой шеф и начальник отдела. Я, конечно, в планы его не посвящал, не думал, что с наркоманией всё так обернётся, но к справке день ото дня находились разного рода дополнения, а время шло.

Квашнин, которому я поведал свои горести, ни с того ни с сего подмигнул:

– Что бы ты делал без меня?

– Издеваешься?

И он принялся рассказывать о Быкове.

Николай Быков, единственный живой из тех, кого я так долго разыскивал, оказался личностью непростой, с загадочной биографией и тёмным прошлым. Как он оказался во время зимней поездки в одной машине со Смирновым, выяснить Квашнину так и не удалось. Никакого официального отношения к начальнику районного КГБ и тем более к этой организации он не имел. Сексот? Возможно, но о чём и на кого ему стучать? Он принадлежал к самым низшим слоям общества, отец марксизма отнёс бы его к люмпен-пролетариату: постоянного места работы не имел, вечный холостяк, пьянствовал и бомжевал в длительных перерывах трудовой деятельности, но у блатных считался на плаву, ютясь у случайных знакомых, был судим. В тот памятный вечер числился грузчиком в магазине, но из-за подпития заведующая его погнала отсыпаться, а как он оказался в одной кабине с вполне благополучным Сорокиным, вывозившим архив? Друзья-выпивохи нашли друг друга?.. Квашнин терялся в догадках, пересыпая речь феней из блатного мира, но я разбирался, улавливая, что тот многое не договаривал:

– А что ещё вас тревожит, вьюноша с взором горящим? – наехал я, не выдержав.

– И говорить, и не говорить?.. – замялся он. – Не знаю, чем привлёк Быков Усыкина, шестёрка даже с виду паршивая, такую кукушку[4] за версту маститые ущучат, но для нашего начальника, похоже, он интерес представлял.

– Ты подумал, прежде чем сказать?

– Я тебе как на духу: доверенный человек Каримова тесно общался с этим охламоном. Возможно, тот даже питал его какой-то информацией. Так что на негласной связи он был.

– Теперь понятно, почему он тут же пропал после трагедии на пароме. Его убрали, куда подальше.

– Вот поэтому я его и отыскать не мог, – поморщился Квашнин. – Его человек этот Бык, Каримова, соглядатай.

– Но чего испугался Равиль Исхакович? Хансултанова, хозяина своего, уберегал от компромата?

– Прямая связь! Если Хан переправлялся по льду, где после него погибла дочка!.. Представляешь какой шум подымется! Какая огласка!

– Только ли это?

– Думай, Чапай.

– А как же ты его нашёл? Каримов в курсе?

– Каримов в больнице у Брякина лечится, язва старая открылась, да так, что главврач сам от него не отходит. А телеграмма пришла издалёка. В Крыму отыскался след Быкова, задержали его за бродяжничество, паспорт с нашей пропиской, ещё какие-то нелады с личными проблемами, поместили в собачник, глянули, а он в розыске за нами.

– Везёт тебе, капитан! Но я розыск не объявлял.

– Везёт осёл, а я работаю, – выпятил он грудь, – с тебя магарыч. Есть у нас некоторые оперативные возможности.

– Как же до него добраться? Этапировать нельзя… Каримов ваших не пошлёт к нему…

– Каримов-то? Будешь ли ты его просить? – хитро прищурился Квашнин.

– Ты прав.

– Чего задумался? Вот тебе и море! Крым – это же благодать! Возьми отпуск недели две, то и другое совместишь.

– Начальство не пустит.

– Быков – это точка в деле Топоркова. Или свет в конце тоннеля, или тупик. Вспомни Жихарева, дело о его убийстве возбудили наши коллеги с Урала, а толку никакого, висяк очередной. Спешить надо к Быкову, пока его чужие не отыскали.

– Это кто же?

– Как будто не догадываешься…

* * *

Вряд ли такое забудется. Даже трагедиям находятся эпитеты, а припрёт – нет нужных! Впрочем, всё по порядку.

Май особо не баловал теплом, не спешил, наоборот, зачастили дожди. Такой холодной погоды старожилы не припоминали, народ не снимал плащей, женщины под зонтиками, море разноцветья на улицах, брызги от машин, слякоть, сырость, у нас, в аппарате, только и слышно: «Дверь! Не забудьте дверь!»; красные носы и кашель. Я весь изнервничался, переживая за поездку, Федонин, покуривая и поглядывая в приоткрытое окно, подбадривал:

– Даже лучше, что вместе поедете. Что она без тебя? Мучиться станет. А вдруг рожать? Там ты рядом, пригодишься.

– От меня какой толк? Нашли помощника! Я уже боюсь. Оставлю её здесь, положу в больницу.

– Ты же говоришь, не берут.

– Не берут. Рано.

– Тогда что говорить? Мать, она сама знает, когда срок.

– Ничего она не знает, клянчит – возьми, да возьми. Боится оставаться.

– Вот. А ты мужик. Мужик в таких делах, знаешь!.. Мы, оказывается, самые спокойные существа. Медики недавно открытие сделали.

– Конечно. Слоны.

– А ты думал, почему женщины к нам липнут?

– Павел Никифорович, ну перестаньте. Мне не до шуток.