История одной казачьей станицы

Селиться на территории казачьего войска посторонним лицам запрещалось. Казачество понемногу превращалось в замкнутое военное сословие, пожизненная принадлежность к которому, распространялась и на всё дальнейшее потомство. Фактически станицы были военными поселениями, но отличались свободолюбием и независимостью казачьего населения, его демократическим волеизъявлением при выборах местных атаманов и в решении других экономических и политических вопросов.

Принимали участие казаки и в таком привычном и обязательном для них деле, как усмирение бунтующих крестьян. Для этого атаманами станиц Гундоровской и соседних с ней – Луганской, Митякинской, Каменской и других готовились приказы воинских экспедиций о сборе казаков в назначенном месте (так называемые места лагерных сборов). Можно привести выдержку из одного подобного распоряжения от 5 июня 1820 года с красноречивым заголовком «Об отправке казаков на усмирение вышедших из повиновения крестьян»: «…для усиления средств к усмирению вышедших из повиновения крестьян… станицам коим предписано один полк туда нарядить, приказать, чтобы люди… выступили из домов не более как в двадцать четыре часа и следовали на сборное место к хутору Яновскому, на реке Мокрый Несветай стоящему, с пятисуточным провиантом, делая в день переходу не менее тридцати пяти верст».

Отличились в этом походе казаки станицы Гундоровской: сотник Алексей Пшеничнов, хорунжие Антон Костин и Иван Краснянсков, а также урядник Степан Королёв.

В Государственном архиве Ростовской области находится немало таких распоряжений. Так что следует подчеркнуть, что гундоровцы отличились не только на полях сражений многочисленных войн XIX века, но и приводили в дикий ужас жителей бунтующих волостей, при наведении такого порядка, каким его понимали в царские времена. Гордясь своими предками-казаками, которые верно служили государям, они всегда считали, что любая смута есть явление для российского государства разрушительное. И сидя на завалинке, старики не раз вспоминали, как и где они получали награды за походы дальние и разные, и больших отличий между походами боевыми и усмирительными они не делали.

Когда я был в Польше, то заметил, что в каждом местном музее уделяется большое внимание восстаниям польского населения против самодержавия в XIX веке. Это и народные восстания 1831 года, и не менее известные народные волнения 1862 года. Во время подавления этих беспорядков отличались и казаки станицы Гундоровской. Например, отставной урядник Степан Изварин, будучи в Атаманском полку, был награждён за отличие в делах Польской кампании 1831 года. А в 1862 году гундоровцы были в составе Лейб-гвардии Атаманского казачьего полка, выступившего против мятежников в Виленской губернии. Но, данных об отличившихся в том походе, в архивах я не обнаружил. Но даже если бы и были достоверные описания этих жестоких боевых дел, они всё равно не всегда вяжутся с представлениями о казачьем великодушии и благородстве.

Среди казачьих традиций, особое место занимали проводы казаков на службу и радостная встреча их со службы или, что было не так уж и редко, с войны. Перед отправкой служивых в свои полки несколько дней шёл загул возле станичных и хуторских кабаков. Наутро на сборном участке объявлялась перекличка казаков по спискам. После этого служился молебен в присутствии станичного атамана и военного писаря. А вот после окончания официальной части, казаки качали станичного атамана и писаря, как говорилось, для общего удовольствия. Подбрасывая вверх атамана и писаря, они при этом спрашивали: «Ну как, чужую землицу видите или нет?»

Потом родные, собравшись возле покидавших семью казаков, прощались с ними. Казак, уходящий на службу, каждому кланялся три раза в ноги. Жена также почтительно, со слезами на глазах, кланялась ему, а потом они на прощание целовались. Отец казака, седой старик, волнуясь, говорил при этом: «Бог тебя благословил, и я благословляю тебя, сынок! Служи верою и правдою, слушай начальников, но не забывай нас, стариков, пиши письма».

Как только объявлялась война, казаки собирались по станицам и от больших станиц при комплектовании получались целые полки, а от малых – сотни. И какие бы они не носили официальные номера или почётные наименования, всё равно между собой казаки называли их «Каменскими», «Луганскими», «Митякинскими» или «Гундоровскими».