Я останавливаю свою машину перед шикарной многоэтажкой. Здесь все кричит и шепчет о роскоши жильцов, которым довелось здесь жить. В чем-то им даже можно позавидовать. И я сейчас говорю далеко не про деньги. Здесь много семей, которые живут душа в душу с маленькими детками. Есть также мужчины с заработком выше среднего, эдакие холостяки; они наслаждаются тем, что могут оттрахать девушек и свободно выпроводить их из квартиры. Пока что всё. Других я попросту не замечаю – они мне не интересны.
Моя семья разрушена, мой холостяк – давно не холостяк. Поэтому мне приятно наблюдать за двумя видами этих жильцов.
Почти дойдя до подъезда, я слышу звонкий голос. И сразу же его узнаю.
Вскидываю свою голову вверх по направлению к крыше. Там стоит она, еще одна невинная жертва злых и убийственных рук. Морально убийственных. Раскинув руки в стороны, она поддается лицом навстречу ветру. Ее губы произносят строчки уже, наверное, давно всем известной в этом районе песни. Волосы колыхаются на ветру, иногда попадая на ее лицо. Эта девочка маленькая и худая, с русыми волосами, чуть полными губами, и глазами, как у меня. Она – моя точная копия. Если вы посмотрите на нее, то увидите, какой я была восемь лет назад.
Я достаю телефон из сумки и набираю эсэмэску своему боссу, неофициальному, конечно.
«Она на крыше. Справлюсь сама».
Ключи бренчат в моей руке, когда я открываю подъездную дверь. Ответ приходит спустя некоторое время. Он велит, чтобы мы вернулись сразу же, как только пройдет очередной приступ.
В последнее время они заметно участились, но она никогда не доходила до самоубийства. Ей просто не хватало смелости, да и гордость мешала. Она рассказывала мне, что с помощью приступов ей нравится находиться на грани жизни и смерти, что она не сломалась. Точнее не позволила ему – на этот раз действующему одному – показать, что сломалась.
– Это ребячество, в неком роде, – призналась она. – Ты идешь на крышу, пролазишь через ограду, ломаешь замок с помощью какой-нибудь железки. Выходишь, и – бум! – вся твоя прожитая жизнь как на ладони. Можешь ходить по краю или осматривать окрестности, которые вдали-вдали от тебя. Но, как для меня, ходить по краю куда познавательней. Знаешь, сколько мыслей пролетает в твоей голове тогда? Прекрасных и порочных.
Знаю, я все это знаю.
И поэтому иду к ней. Я знаю, что ей нужен кто-то вроде меня, потому что в ее ситуации мне хотелось поговорить с тем, кто хоть отчасти понимал меня. В мое время таковых не было. Ирины было достаточно, но все равно в какой-то момент мне хотелось бросить все. И себя тоже.
Погода сегодня ветреная, но жаркая; я снимаю каблуки, чтобы подняться по лестнице. Сгибаюсь и пролезаю на крышу. Слышу строчки:
Целуй меня,
Пока лучи не целятся в нас,
Пока еще мы что-то чувствуем,
Пока мы еще здесь.
Целуй меня.
Я ненавижу, когда ты так нужен.
Потом ведь все намного может быть хуже…
Ты выдыхаешь: у нас есть час, час.
Один час.
Твои руки теплы, значит, выстрел будет метким.
Будут четки круги на воде, и тонкой веткой
Я останусь смотреть, как они летят стремительно вниз.
Научи меня так, please.
И я буду молчать, никогда нигде об этом…
Я не буду бояться остаться один на один
В этой комнате цветных пелерин.
Тобою связанных на мне пелерин.
Когда я подхожу к ней, она тихо вздыхает и садится на край. Я перекидываю ноги и сажусь рядом с ней.
– Опять на краю? – спрашиваю спокойно.
– Опять на грани.
После маленького молчания я произношу:
– Пора заканчивать с этим.
– Ты так считаешь? – она поворачивает ко мне свое лицо, и я вновь вижу себя. Те же большие опустошенные глаза. Ту же больную ухмылку на устах. Волосы, которые давно не причесывали, и одежду, висящую мешком на ее теле.
Ее взгляд нуждается в помощи, но не только в моей, а в мужской. Чтобы ее погладили по волосам, прижимали к сильному телу и не отпускали. Дать надежду, что когда-нибудь все будет хорошо. Но не обрывать ее, как это было со мной.
– Кто он? – тихо и восторженно спрашивает она. – Кто этот парень?
Я отворачиваю голову и снова смотрю на крыши домов.
– Нет никакого парня.
– Нет, он есть, – упрямо заявляет она. Еще одна общая черта наших характеров. – Ты бы видела, с какой жадностью и нежностью ты смотрела на меня.
Я вздыхаю, пытаясь перебороть чувство все ей рассказать. Она должна знать. Ее увлечет в этом мире хоть что-то, кроме лазание по крышам.
– Он женат, – все-таки отвечаю я, – и у него есть дочка. Ничего не может быть.
Мне кажется, она догадывается кто этот парень.
Однажды я оставила свою сумочку у них в квартире. Ее отец поехал меня обучать стойкости разума. Мне ничего не разрешили взять с собой, аргументировав это тем, что в моей голове находятся самые нужные вещи, начиная с хороших до плохих.
И когда мы вернулись из какой-то глуши, я заметила, что наша с Ильей фотография – да-да, я храню ее – лежала не вверх ногами, а вниз.
Но тогда я не особо обратила на это внимания, потому что не хотела смотреть на картинку.
– Все возможно, если оторвать свой зад и действовать в правильном направлении, – Алена идет к лестнице, босиком.