История одной семейки

Во-вторых, он был «мотыльком» – понимайте, как хотите, – и с ним настоящей серьезной жизни не получилось бы. Я нарисовался у мамы, потому что она забыла принять таблетки. А оставила она меня, потому что первый врач, которому поручили меня выцарапать, был слишком пьян, а второй запросил ужасно много денег. У бабушки мама просить не хотела. Одна ее подружка пообещала денег достать. Но на это нужно было время. Когда же подружка наконец-то деньги раздобыла, жадюга-врач уже умер. От инфаркта. И тут маме прямо полегчало. Она решила, что это перст судьбы, и решила меня оставить!

Мотыльку мама обо мне ничего не сказала. Потому что он, пишет она, этого бы «не перенес», а помощи от него никакой ждать не стоило, наоборот, он стал бы еще одним хомутом на шее.

И она ему сказала, что «все кончено». Просто так, без причины. Он ужасно страдал, но мама пишет, что хорошо его знает и уверена, – скоро он «утешится» с какой-нибудь новой подружкой.

Из тетрадки было ясно, что у Мотылька были жена и ребенок. И что он ужасно долго учился (чему и где, мама не написала). И что его зовут Йоханнес. Я даже нашел между страниц записочку от него:

Мони, любимая,

я не мог дольше ждать. Я люблю тебя! Сейчас мне нужно забрать А. с концерта. Люблю тебя! Позвоню тебе завтра на работу. Люблю тебя.

Йоханнес.

Но по-настоящему важное доказательство я нашел тоже между страниц, в самом конце тетрадки. Это было письмо какой-то Аннелизы Сметаны – ее имя значилось в шапке письма – моей матери. В письме Аннелиза не советует маме вступать в отношения с Йоханнесом, потому что тот «слабая личность», и маме должно быть ясно как божий день: Йоханнес никогда не оставит Алису из чисто финансовых соображений – у семейства Муксенедеров бабок-то немерено! Йоханнесу, пишет Аннелиза, уже недолго осталось порхать мотыльком, еще пара лет – и он послушно покорится судьбе, станет солидным господином. И в не столь уж далеком будущем будет протирать штаны в бюро Муксенедеров, в очках и при животике, подсчитывая, сколько денег принесли рогалики с повидлом. А в постскриптуме Аннелиза проклинала тот день, когда познакомила маму с Йоханнесом.

Я спрятал тетрадку, набитую семейными тайнами, под матрац и принес телефонный справочник. Муксенедеров там оказалось не очень много – а на роль тестя моего отца годился лишь Алоиз Муксенедер, булочник и кондитер на Вестбанштрассе, 100 – если, конечно, намеки Аннелизы на рогалики с повидлом не были глупой шуткой.

В общем, после обеда я запланировал покупку этих самых рогаликов по адресу Вестбанштрассе, 100!

Я уже стоял на пороге, и только тетя Фея задерживала меня – ей непременно надо было знать, что наврать маме, если та позвонит, – как вдруг с визитом к больному заявилась Солянка с тремя красными гвоздиками и пончиками, да не простыми, а в форме сердца с пуншевой начинкой. Узрев меня в вертикальном положении и полным сил, Солянка вздохнула с облегчением.

– Я так волновалась, так волновалась… – выдохнула она мне в ухо. Я сказал, что болел только с утра и теперь мне уже лучше и надо бежать по срочному делу. Солянка сообщила, что пойдет со мной. А я был слишком вежлив, чтобы отказаться.

По пути к трамвайной остановке она держала меня за руку, да так крепко, что можно было подумать – она ужасно боится заблудиться в лесу. А в трамвае заржала, как старая лошадь, когда в ответ на ее вопрос, куда это мне так срочно понадобилось, я ответил: «Купить рогаликов с повидлом».

Булочная Муксенедера оказалась симпатичным магазинчиком, обставленным «под старину», с черными зеркальными панелями, золотыми буквами и финтифлюшками повсюду. Сорок два сорта хлеба, среди коих хлеб наивысшего качества, выпекает фирма Муксенедера, сообщал плакат в витрине. И еще изготавливает лучшую выпечку на чистом масле со свежайшими яйцами. В апреле деликатесом месяца провозглашался клубничный омлет со взбитыми сливками.

Солянка ввалилась в булочную вслед за мной.

– Ты что, правда хочешь купить рогаликов? – изумленно спросила она.

– Шутка, – ответил я. Потому что заметил недалеко от прилавка зал со столами и стульями, почти как в настоящей кофейне. – Тут теперь моя штаб-квартира, – сказал я Солянке.

Солянка захотела сесть у окна, но я выбрал столик прямо посередине зала, оттуда просматривалась вся кондитерская. Солянка заявила, что не может заказать даже минералки – все ее карманные деньги ушли на цветы и пончики. Я пригласил ее на клубничный омлет. Солянка, счастливо чавкая, сообщила, что здесь «офигительно шикарно», «ужас как мило» и «вообще супер». Закончив кормежку, она придвинулась поближе, положила голову мне на плечо и рассказала о контрольной по математике, походя обвинив меня в том, что я вовсе и не болел, а просто хотел сачкануть. Но это было ни к чему, сказала она. Контрольную теперь стопроцентно повторят. Потому что почти две трети класса ожидает «неуд». Пока Солянка все это излагала, она гладила мне то руку, то ляжку.