История одной семьи

Я безразлично приняла приглашение, в сердце бушевал ураган, не поддающийся контролю. Мне вдруг показалось, что теперь я наконец-то могу разгадать смысл тех повторяющихся снов, которые мучили меня по ночам. Я видела в Микеле обманщика, который держал в руках ниточки и управлял мной, как марионеткой. Его чистое лицо, застенчивые манеры; то, как он позволял другим брать над собой верх; как оказывался рядом, когда я нуждалась в нем больше всего; как слушал мои детские исповеди, улыбался мне одной — а затем внезапно исчезал и возвращался к своим истокам, к Николе и Танку, изобретать новые злодеяния, которыми можно замарать наш район; бегал от учебы, потому что его судьба уже была предрешена: страшная и грязная, она кишела червями и отвратительными тараканами. Я шагала по площади дель Феррарезе, как робот. Хотелось просто вернуться домой и забыть увиденное, а потом поехать в Пресвятое Сердце, учиться до потери сознания и превзойти Касабуи во всем.

— Ты больше не хочешь смотреть на вертепы?

Я отрицательно покачала головой. Винченцо принялся подбрасывать камешек носком ботинка, раздумывая о чем-то.

— Ладно, но тогда я сам отведу тебя домой, здесь опасно.

Мне показалось странным, что Винченцо беспокоится обо мне. Внезапное проявление любви не вязалось с его обычным безразличием, а иногда и мелочностью, но все же он был моим братом, и это, возможно, имело значение для нас обоих.

Той ночью я не спала. Оставила гореть лампу на тумбочке, хотя Винченцо долго протестовал. Занавески были раздвинуты, чтобы лучи утреннего солнца невозбранно проникали в комнату; я страстно хотела этого. Разум несся со скоростью гоночной машины, но ни одна мысль не приносила облегчения. Я закрыла глаза и попыталась уснуть, вслушиваясь в ритм мерного дыхания брата.

Раз, два, три… Глаза снова открыты, Танк идет ко мне.

Раз, два, три… Микеле ничком на земле, пустая оболочка, черви ползут из глазниц.

Раз, два, три… Учитель Каджано и сестра Линда смотрят на меня с дальнего конца темной улицы, показывая выход из тупика. Мой старый учитель, с еще более заметным, чем в реальности, горбом, шепчет: «Гляди в оба!», чтобы никто не смел меня обмануть.

Я киваю и следую за ними, пока не выхожу к свету.

В рай берут не всех

1

Несколько дней подряд я избегала встреч с Микеле. Ходила другой дорогой, чтобы не столкнуться с ним. Я раньше всех выбиралась из дома и останавливалась полюбоваться морем, чайками, парящими в ослепительном свете раннего утра, синей линией горизонта. Однако никак не могла избавиться от мысли, что обошлась с Микеле слишком резко. Я вспоминала наши разговоры и его застенчивость; кроме того, он был моим единственным другом. Потом я заставляла себя ни о чем не думать, сосредоточить взгляд и мысли на какой-нибудь точке в море, и этого хватало, чтобы почувствовать себя счастливой. Время после школы я проводила дома, в учебе, что, несомненно, дарило душевный покой маме, да и у папы не болела голова обо мне. Я заучивала латинские окончания в ванной, а вечером в постели прилежно штудировала первые главы «Божественной комедии», пыталась заработать хорошие оценки по математике и продолжала подпитывать свою страсть к истории.

Доделав домашнее задание, я проскальзывала в подвал под предлогом того, что мне надо поставить на место бутылку или поискать что-нибудь, и ласково гладила книги отца. К тому времени он читал уже не так часто, бумага пожелтела и покрылась пылью. Иногда я вытаскивала на свет мою старую подругу Зору. Я восхищалась ее изображением на обложке, позволяла пальцам пробежаться по ее распущенным светлым волосам, но не более. Что-то мешало мне снова взяться за ее исполненные либидо приключения. Хотя я очень старалась чем-то занять каждую минуту, но все равно скучала по Микеле. Внутри копились беспокойство и нервозность. Я боялась, что вся эта сумятица рано или поздно разорвет меня на части. Однажды вечером мне даже показалось, что я вижу призрак тети Корнелии рядом с кроватью. Я долго плакала, зарывшись лицом в подушку, а тетя наклонилась ко мне и поцеловала меня в опухшие веки.

— Я сейчас расскажу тебе историю о любви, — прошептала она, глядя на меня большими кукольными глазами. У нее, как и рассказывала мама, были косы и платье в горошек. — Жила на свете маленькая-премаленькая девчушка. Остальные ее не замечали, и она, вконец отчаявшись, убедила себя, что и правда невидима. Она проходила сквозь стены домов, сквозь запертые двери, стала легкой, как воздух, невесомой, как дыхание. Она слушала разговоры других людей, злословие тетушек-соседок, болтовню стариков за барной стойкой, сальные шуточки рыбаков на пристани. Слушала и запоминала все. Она была невидимой, но очень сообразительной и разумной. Иногда она задавалась вопросом, для чего ей все эти бесполезные разговоры, которые она слушает и копит в себе.

Такие сказки я слышала от мамы, но сейчас их пересказывала мне тетя Корнелия.