История одной семьи (ХХ век. Болгария – Россия)

По окончании курса я был послан в областной город Астрахань для организации кафедры военно-медицинской подготовки при медицинском институте».

Приехали в Астрахань в сентябре 1944-го. Мы, мама, Вовка и я, долго сидели на вещах посреди вокзальной площади. Незамощенная площадь, пыль, пыль, пыль, ни деревца, ни травинки, серые деревянные скособочившиеся домишки, рыбья чешуя по щиколотку, рыбьи головы и стаи мух… Папа бегал, узнавал, куда и как нас везти.

«Астрахань служила раньше местом ссылок революционеров», – пишет папа. Не знаю, как папа воспринял переезд в Астрахань, – возможно, он заглядывал дальше: «был виден конец господства фашистов в Болгарии», возможно, права была Любовь Иосифовна, – «папа не умел убиваться». Но мама восприняла наш переезд в Астрахань именно так – ссылка.

– Хотелось лечь на землю и завыть во весь голос, – вспоминала мама наш приезд в Астрахань.

Именно тогда, когда мы сидели на вокзальной площади среди мусора и рыбьей чешуи и когда мама еле удерживалась, чтобы не завыть на всю площадь, – наши войска 3-го Украинского фронта вошли в Болгарию.

В это же время спускаются партизаны с гор. На маленьком снимке в Большой Советской энциклопедии в статье «Болгария» – шеренга партизан, входящих в город, и третья в крайнем ряду – худенькая девочка шестнадцати – семнадцати лет, с автоматом через плечо, наша будущая знакомая Люба, только что вышедшая замуж за Ивана Хариева, командира своего отряда.

– Вера Вячеславовна, – рассказывала Люба маме спустя два года, – вечером надо идти в караул на ночь, залечь в кустах; знаю, Иван должен прийти тоже, и сердце мое стучит… – Она поднимала свои худенькие руки к груди…

…На фотографии, сохранившейся у меня, – моя двоюродная сестра Нора, дочь папиного брата Иордана, в военной форме, в пилотке, держит речь перед собравшимися согражданами. Она тоже спустилась вместе с партизанами в сентябре 44-го. Мы с мамой, конечно, ничего этого не знаем. Что знает папа, неизвестно.

По правде говоря, не только я, но и мама забыли про существование Болгарии. Папа, прожив 18 лет в стране, давшей ему прибежище, разделив полностью судьбу народа и в тюрьме, и во время войны, по моему глубокому убеждению, давно стал русским.

Папа окунулся в организацию кафедры военно-медицинской подготовки в Астрахани. А в то время его опять затребовал Димитров, и опять его не отпустили. «Для оборудования кафедры я ездил в крупные военно-санитарные склады в Ростов-на-Дону и в Новочеркасск. Эти города мне были знакомы еще с адъюнктских времен, когда я проводил занятия в северокавказских военных лагерях. В руководстве складов встретил знакомых. Это помогло мне создать богато оснащенную кафедру. На этой базе я мог начать работу еще в самом начале 1944/45 учебного года. Позже прислали преподавателей, так что я смог заняться научной работой. Весной 1945 года ВАК СССР утвердил меня доцентом по военной токсикологии.

В Астрахани я был хорошо устроен – имел отдельную квартиру, получал натуральный паек как кандидат медицинских наук. Здесь дочка моя продолжала после Самарканда школу».

В Астрахани мы поселились в пустующем здании бывшего Медицинского института, до недавнего времени служившего госпиталем. У нас было шесть маленьких комнат с низким потолком, расположенных анфиладой. Комнаты были совершенно пусты, если не считать первой, где стоял диван и обеденный стол, и последней, маленькой, где стояли наши кровати и буржуйка с трубой, выходящей на улицу. В первой жила огромная крыса. Тогда все боялись банды под названием «Черная кошка», наподобие той, что в знаменитом фильме «Место встречи изменить нельзя». Видимо, многие расплодившиеся в конце войны банды носили такое название. Хотя говорили – «та самая, перебралась из Москвы». Папа ездил в командировки, а мама все ночи ходила по длинной анфиладе и сторожила. Однажды поздним вечером кто-то громко крикнул в трубу нашей буржуйки, чем вызвал страшный переполох.

– Что он крикнул? – волновалась мама. – Что хотел?