История одной семьи (ХХ век. Болгария – Россия)

Потом последовала просьба об анаболе для девушки Оли, с раком кости. Оле анабол помог больше, чем Авилову, – она жива, правда, ногу ей пришлось ампутировать, но трудоспособность она сохранила. Потом обратилась Вера Аракчеева, ее сестра тоже выжила. За сестрой Веры последовала моя близкая подруга Юля Глотова. Всех, кому был нужен анабол, я теперь уже не помню. Просили и из Москвы, и из других городов. И каждому папа доставал это прекрасное лекарство и регулярно присылал. Никогда никакой ревности, никаких претензий к Богданову папа не выражал – хотя анабол и являлся «близким родственником» препаратов, полученных и использованных папой в его работе.

Доктор Иван Богданов, как и папа, хотел поставить производство на поток, но ему, как и папе, это не удалось. Больные жаждали, просили, но миновать главу советской онкологии академика Блохина было невозможно. Блохин был против, настаивая на продолжительном испытательном сроке и предоставлении более очищенного препарата. И заводское производство анабола так и не было осуществлено.

Недавно от своей близкой подруги в Америке Вивы Ладыженской я узнала, что в это же время (в семидесятые – восьмидесятые годы) в Москве известный математик Кронрод со своей женой, тоже математиком, активно занимались распространением аналогичного препарата, именовавшегося милилом. Это был общественный канал доставки целебного медицинского средства – никакого официального, государственного доступа к этому болгарскому лекарству не было. Присылал милил в запаянных ампулах тот же доктор Иван Богданов, Кронроды раздавали его больным раком, из содержимого в ампулах по специальной технологии квасили молоко, и оно помогало очень многим людям выжить. В картотеке пользователей у четы Кронродов насчитывалось 5 тысяч человек. Одним из них был детский друг моего сына Сережи – Саша Ладыженский, он заболел раком в юношеском возрасте, и ему ампутировали ногу. Спасала от метастазов именно эта закваска молока, за ампулой которой ежемесячно ездила его мать Бронислава из Риги в Москву. Самоотверженная благотворительность Кронродов была сокрушена мгновенно: как только до медицинского начальства дошли сведения, что действует частный канал распространения средства, которое, по утверждениям распространителей, помогает раковым больным, – и это многократно проверено, однако не принято официально. Против Кронрода даже возбудили уголовное дело – формально обвинения связали с отсутствием у него медицинского образования. Спасло его от уголовной ответственности лишь успешное доказательство того, что он оказывал помощь безвозмездно. Однако здоровье Александра Кронрода было в этой борьбе с властями подорвано, и он вскоре скончался. Надо ли говорить, что вся картотека больных была уничтожена, доставка препарата прекратилась, пользователи были предоставлены сами себе. У вышеупомянутого Саши Ладыженского вскоре поползли метастазы по всему телу, долго он не прожил.

Я не знаю, насколько продвинулись в Болгарии с применением анабола и родственных препаратов для лечения онкологических заболеваний, каковы успехи. Знаю лишь, что в этом направлении активно работает сын доктора Ивана Богданова Асен. И я очень горда тем, что мой папа провел важные исследования в этой же области и получил обнадеживающие результаты. …Я открываю написанный им учебник «Патология, клиника и терапия пораженных атомным и химическим оружием», изданный в Софии в 1961 году, и нахожу уже там данные о положительных результатах воздействия кислого болгарского молока на развитие лучевой болезни у подопытных животных. А в 1964 году он со своими сотрудниками уже приступил в военной больнице к работам по воздействию продукта лиофилизирования (то есть высушенного, концентрированного кислого молока) на последствия рентгенотерапии у людей, больных раком. Работы, имея положительные результаты, продолжались в течение нескольких лет до выхода папы на пенсию.

В апреле 1968 года у меня родился второй сын – Егорка, он же Гешка (уменьшительное от Георгия). Рождение его происходило более болезненно, чем моего первого сына Сережи. Уже не было рядом папы, я лежала в родильном доме, что у Покровских ворот – для рожениц, имеющих патологию. Я стала старше на восемь лет.