И кутается в платок и стучит, стучит в пол: «Ох, как холодно!» А уговор был: если барыне нужно позвать слуг – она стучит в пол. Когда прибежали на ее зов, она только пальцем указала под кровать и упала без чувств…
Крепостное право… Моя прапрабабушка… Все это близко.
– А холодно там ужасно, домов нет, аул, сакли, одна стена каменная, – это уже голос моей бабушки.
Аул… сакли…
– Его, как всегда, не было дома. Елена Андреевна слышит, кто-то в дверь скребется. А рядом спала собака. Огромная. Собака старая, храпит, громко, как человек. Она и говорит: «Костя, Костя, проснись». Воры и убежали.
Моя бабушка, Ольга Константиновна Орловская, родилась в Дагестане, в Темир-хан-Шуре (ныне – Буйнакск), там служил отец. Ее нос с горбинкой, страстность, темные глаза, полная несхожесть со старшей сестрой наводили некоторых на предположение: «А не согрешила ли Елена Андреевна?»
И кто знает, почему так будоражат мое воображение породистые взмыленные скакуны, с ходящими боками, серебряные уздечки, брошенные поводья, ночной шепот под стройным уходящим в небо кипарисом, раздумчивый шелест листьев…
В Темир-хан-Шуре я искала следы Константина Павловича. Искала на кладбище. Странная затея – но это было единственным известным мне местом пребывания четы Орловских. Конечно, ничего не нашла. А была сумасшедшая уверенность, что на одном из заброшенных каменных столбов увижу надпись: Орловский Константин Павлович. Собор, в котором крестили маленькую Олю, был взорван совсем недавно – при Хрущеве. Громадный, он стоял в центре города на площади. А небольшой дом Дворянского собрания – деревянный, выкрашенный темно-зеленой краской, напоминавший больше сарай, но с крыльцом и белыми колоннами – я видела. Поднималась на ступени, трогала стены. Уж сюда-то захаживал мой прадед Константин Павлович с женой Еленой.
Бабушка, Ольга Константиновна, была бесприданницей. На фотографиях того времени – красивая, затянутая в корсет девушка с капризным, несколько делано несчастным лицом. В Рыльск попала случайно, по дороге на Кавказ «к дяде генералу». Сейчас я предполагаю, что ехала бабушка к своему дяде, Дмитрию Андреевичу Драевскому (1831–1903), генерал-майору, жившему в Тифлисе (брату ее матери Елены Андреевны). Остановилась у дальних родственников, Утехиных. Бездетная пара – «Санчик и Манчик». Сам Утехин был директором Рыльской семинарии. С пылом незанятого доброго сердца занялась бездетная чета устройством судьбы Олечки. И вскоре вместо Кавказа и дяди-генерала осталась бабушка в Рыльске, выйдя замуж за только что окончившего семинарию очень красивого священника Вячеслава Григорьевича Курдюмова.
Говорили, что до замужества бабушка родила ребенка (по тем временам дело нешуточное), которого усыновила ее сестра Мария и дала ребенку свою фамилию – Хребтов. Ребенок вскоре умер. Опять-таки говорили, что дедушка ездил в тот город, проверял по церковным книгам.
На первом их брачном снимке дедушка улыбается и взгляд его светел. Бабушка – в корсете, пышные пепельные волосы высоко зачесаны, напудренная, невысокая, изящная, в белом кружевном платье. Она выглядела пикантно и совершенно не походила на попадью. Даже слово такое не шло на ум. Она любила анекдоты, пела, играла на пианино и нанимала извозчика, даже если надо было ехать на соседнюю улицу.
Бабушка родила семерых детей. Третьим ребенком в семье была моя мама.
…Екклесиаст говорит: «В будущие дни все будет забыто, нет памяти о прежних людях. И любовь их, и ненависть, и ревность давно исчезла, и нет уж им участия ни в чем, что делается под солнцем»…
Почему меня так волнует жизнь моих родителей? Почему хочется удержать в памяти прошлые дни? Нет на земле той девочки, Верочки, но страх, что память о ней исчезнет, мучает меня. Какой смысл был в появлении этого ребенка на свет? Девочка в клетчатом платье, в белой пелерине, с двумя бантами на распущенных волосах… тихий, открытый взгляд, и в этом взгляде есть уже то, что позволило бы ей сказать перед смертью с чистой совестью: «Думаю, я была хорошей матерью и женой». Но вместо этого за десять часов до смерти мама скажет: «Что тебе рассказать, Ингочка? Я ведь ничего не сделала, а жизнь прошла так быстро».
Жизнь тасует судьбы. В тот год, когда родилась мама, родился и папа. Это, конечно, не странно. А вот странно, что само название города, где она родилась, происходит от самого почитаемого святого на родине папы, в Болгарии, – Ивана Рыльского. Иван Рыльский жил в Болгарии в горах Рила, частички его мощей перенесли в Рыльск, кажется, еще при князе Святославе. В этом городе горка названа в честь Ивана Рыльского. Откуда в этом равнинном, почти степном городе горка? На ней нет домов, она стоит, покрытая травой, круто обрываясь в Сейм.