Цитата из Некрасова — прекрасна[169]
, и нужно, кроме того, помнить, что «солдат выполняет своё назначение уже одним фактом пребывания его в окопах, даже когда он, по обстоятельствам, не стреляет, не атакует и не берёт крепостей».Очень тебе благодарен за совет — перечитать Пушкина. Несмотря на полное отсутствие музыкального и поэтического слуха, я, мне кажется, неплохо чувствую язык, слово. «Онегина» я перечитал с большим наслаждением, несмотря на то, что «идеология» и сам герой романа мне совершенно чужды.
Ещё крепче, хотя и грубее, эту же мысль выразил автор «Гулливера»: «Чем больше я узнаю людей, тем больше мне нравятся собаки». Ну и что же? Несмотря на кажущуюся смелость и революционность этой мысли, она совершенно бесплодна. В своё время это, может быть, и было оправдано, но сейчас звучит плоско и скучно. Не замечала ли ты, что все «сверхчеловеки», презирающие толпу, в повседневной жизни ничем не отличаются от презираемого ими мещанства? А сам Онегин?
Великий Пушкин тоже не лишён был человеческих слабостей. Возьми его смешную, тщеславную гордость своим знатным происхождением.
После победы над «псами-рыцарями» Александр Невский, этот предшественник Грозного и Петра, крепко закрутил Новгород и стал урезывать его вольность. Новгородцы возмутились и выгнали Невского из города. Великий патриот и святой отправился в Орду и там попросил помощи против своевольных новгородцев. Татары, которым ни разу не удавалось взять Новгород, охотно согласились и дали Невскому войско. Вместе с татарами и во главе своей собственной Переяславской дружины он подступил к стенам города. Там у него были свои сторонники. Боярин Радша (Пушкин) ночью открыл ворота и впустил татар и Невского. Союзники крепко похозяйничали в городе, а сам Невский расправился с организаторами и сторонниками восстания. Невский им всем выкалывал глаза. Пушкин, доказывая своё благородное происхождение, писал:
Как бы ни относиться к ратным подвигам Радши, ссылка Пушкина на этого предка сильно понижает его право «презирать людей». Какие бы ни были люди «вообще», их нужно изучать. Изучать и искать закономерностей их поведения, как в нормальных условиях, когда они выступают как отдельные личности, так и тогда, когда они действуют «толпой». Это, в сущности, и есть предмет истории. Без этого все венцы, в том числе и терновые, совершенно ни к чему. Ну пока, до свидания, дорогая. Хочешь-не хочешь, а я буду тебя долго донимать историей.
Целую тебя крепко-крепко. Твой папа.
9.9.55
Хорошая моя, здравствуй!
Получил твоё письмо от 28.8. ещё два дня назад и, против обыкновения, не засел сразу за ответ, а всё обдумываю его. Но сначала — о домашних делах.
Приеду — поговорим основательно о делах Лауры[170]
, а пока, если бы она написала дочке коротенькое письмецо и приложила отдельно ее адрес — я мог бы его переслать с припиской. Всё-таки мой обратный адрес приличнее.Ты «не совсем согласна» с моей оценкой действий дочки Лауры. Это, думается, потому, что ты, по молодости, склонна подходить ко всем с одним и тем же аршином. Но, будь уверена, что тебя я судил бы значительно строже.
Теперь о твоих ошибках. Главная твоя ошибка — это переоценка возможностей, которые у тебя были, и переоценка результатов, которых, якобы добивались другие. Между тем, тут нужна бухгалтерия особого рода. На эту тему я уже тебе писал и, чтобы не повторяться, и чтобы сэкономить место, больше об этом сейчас не буду.
Читая о твоём «выдвижении» на экзаменах, я вспомнил сцену прощания князя Андрея с отцом в «Войне и мире». Старый князь говорит Андрею, отправляющемуся на войну: «Береги себя, мне будет жаль, если тебя убьют». И добавляет сердито: «Ну, а если будешь слишком беречь себя — мне будет стыдно». Конечно, «метать бисер перед свиньями» не стоило бы, но бывают моменты и положения, когда вступает в силу упомянутая выше «особая бухгалтерия».
Нет, Маёчек, я не думаю, что автор исторического романа или драмы обязан придерживаться исторической точности. Художественное произведение — не история. Сплошь и рядом автор сознательно «исправляет» историю, переносит события и лица из одной эпохи в другую, выдумывает события и положения, которых не было. Помню, Шекспир в одном из своих произведений помещает Чехословакию (Богемию) на берегу моря со всеми вытекающими для героев последствиями. Датского принца Гамлета, вероятно, никогда не существовало, и я думаю, что «Гамлет» остался бы великим произведениям, если бы Шекспир перенёс Данию в Конотопский уезд.