История одной семьи

Получил твоё письмо от 17.1. уже пару дней назад и не сразу ответил потому, что надеялся сообщить тебе новости о себе. Но увы, новость не сенсационная. После долгих размышлений в течение почти десяти месяцев «инстанция» решила меня в Клин не переводить. Мотивы: родственников там у меня нет, а Иринка живёт в Москве…Одновременно мне сообщили об отказе в отпуске для поездки к Маюшке, но уже без мотивировок.

Это создаёт новую ситуацию — я уже было привык к мысли, что весной увижу Иринку, побываю у тебя и поговорю по душам с Маюшкой. Я надеялся, что «переверну страницу».

Признаюсь, что последняя новость несколько испортила мне настроение. On top[212] этого, получил письмо от Ф.Д. Очень милое письмо. По моей просьбе она пишет и об Ирине и приводит свои воспоминания о Маюшке и, между прочим, рассказывает, что в 18 лет этот опасный злодей любила вертеться перед зеркалом, строя самой себе гримасы, и разговаривала иногда совсем по-ребячьи. Эти подробности заставили меня пару дней «видеть красное»[213] и отложить письмо к тебе.

По-видимому, я не скоро увижу девочек и не скоро попаду к тебе. Ни в Керчь, ни в Одессу, ни в Ленинград к Лёне мне не попасть; да мне и не хочется снова писать и проходить все мытарства. К Маюшке же ездить пока — некуда.

По-прежнему почитываю, что попадёт под руку. Сейчас увлёкся монографией действительного члена Академии наук Р.Ю.Виппера «Иван Грозный». Интересны оба — и автор, и книжка.

Он — бывший ординарный профессор, кажется, Московского университета, бывший действительный статский советник (генерал), бывший кумир студентов — легальный марксист и «почти социал-демократ». Даже я припоминаю его имя. Впрочем, несмотря на «радикальные» убеждения, он был очень преуспевающим. Его учебники неизменно рекомендовались Министерством просвещения. Но он несомненно был историком.

«Иван Грозный» он написал в 30-х годах, и от действительного Грозного странным диссонансом сохранилась его борода. Всё остальное совершенно современно.

До революции я думал, что не всё было благополучно в старой России, и не все князья и цари были благодетелями своего народа. Оказывается, это не так. Оказывается, не только сейчас, но с самого своего возникновения «мы самые, мы самые».

Книжку я читаю на английском языке. Если у вас она имеется, стоит посмотреть — и занимательно, и вполне заменяет газету.

В остальном — без перемен. Крепко жму руку, кому стоит, и целую тебя крепко.

Нас не так легко убить — мы живучие.

Твой Алёша.

3.2.56

Здравствуй, дорогая моя!

Получил вчера открытку от Зельмы, первую после её встречи с Иринкой. Отзыв обычный — «прекрасная девочка». Сейчас уже можно без всяких reservations[214] принять, что она, по крайней мере, не глупа и умеет себя держать. Это — немало. А её отказ от материальной по- мощи в её положении рисует её с новой и прекрасной стороны.

Я уже в прошлых письмах писал тебе, что не жду никаких сенсационных изменений в положении Маюшки. Однако и тут возможны большие неожиданности.

Удовлетворяю твой интерес к историческим примерам и аналогиям. Ввиду твоего несколько неожиданного интереса к христианству, сошлюсь на пример из истории этой религии, тем более, что она имеет немало общего с религией Бандерлогии.

Первый, можно сказать, установочный, собор христианской церкви происходил в 325 году. То были наивные времена. Важнейшие принципиальные и организационные вопросы, действительно, решались чуть не на заседаниях собора. Николай Мирликийский (Николай Угодник) отхлестал своего противника Ария туфлей по щекам. Произошла всеобщая свалка, и председателю, императору Константину, пришлось ввести стражу, чтобыунять святых основоположников.

Такая трогательная простота нравов давно ушла в прошлое. Действительно серьёзные дела не решаются больше на соборах. Заседания являются только парадными представлениями, демонстрирующими перед верующими «несокрушимое единство» и проч.

Нечто похожее мы наблюдаем на земских соборах Ивана Грозного. Эти соборы не имеют ничего общего с парламентами — никакой борьбы мнений или даже интересов. Это просто собрание уездных начальников и воевод, отчитывающихся в исполнении порученных им дел. И конечно, никакого расхождения во мнениях. Однако вся эта внешняя благодать не устраняет ни классовой, ни иной борьбы и грызни. Она просто переносит эту борьбу за кулисы, вне соборов, хотя кое-какие выводы можно делать на основании служебных перемещений.

Иногда приходится выбросить за борт уж очень оскандалившегося угодника, сохраняя, по возможности, преемственность в действиях и, конечно, авторитет церкви. Я не хочу злоупотреблять твоей истинно-христианской терпимостью и терпением и пока кончаю свои исторические[215] экскурсы.