История одной судьбы

Но именно в этом и заключался камень преткновения. Все было правильно у Волкова, только не в отношении Апухтина, снять его Волков не соглашался. Обещал дать тракторов, машин, пообещал выделить два дефицитных кукурузосборочных комбайна, посулил достать какой-то особенной высокоурожайной кукурузы на семена, сказал, что дополнительно отгрузит строительные материалы. Но Апухтина трогать не хотел. А при таком директоре, как Апухтин, все в прорву...

Волков уехал, однако ничего не забыл. В совхоз пришли и машины, и комбайны, отгружены были и лес, и кирпич, и стекло...

Анна недоумевала - почему Давыдовскому совхозу такое счастье? Все сыпалось для него, как из рога изобилия, при такой щедрости даже Апухтин не мог не идти в середняках.

- Что за доброта? - подивилась как-то Анна в разговоре с Тарабриным. Кому-нибудь Волков, может, и отчим, но для Давыдова - отец родной!

- А вам-то что? - одернул ее Тарабрин. - В район ведь, а не из района. Спасибо говорить надо. Если бы не Волков, нам с вами еще как пришлось бы отдуваться за этот совхоз. А с его помощью кряхтим, да справляемся.

XLII

С Алексеем становилось все труднее. Он давно не приносил в дом ни копейки да еще у Анны просил. Возвращался не поздно, но почти всегда пьяным. Раза два его приводили милиционеры. Анна искренне удивлялась, как может он что-то делать на маслозаводе.

Анна сходила в районную больницу, для Алексея достали путевку на специальное лечение, отправили с медсестрой в Пронск. Он охотно согласился лечиться. "Надо с этим кончать..."

А дня через три позвонил из Пронска. Из гостиницы. Пропил все деньги, пальто, не на что вернуться. Анна попросила Тарабрина послать в Пронск машину. Шоферу поручили расплатиться в гостинице и привезти Алексея домой.

Он молча выслушал упреки, опять дал слово исправиться, утром ушел на работу, а вечером Анна нашла его под окнами, не смог даже подняться на крыльцо.

Но Анне было не до мужа, в районе началась уборка.

Однажды он заявил:

- Все равно буду пить. До тех пор, пока не уйдешь из райкома.

Это было что-то новое. Так еще он не высказывался.

Он повторил:

- Уходи из райкома, и будем нормально жить. Надо мной смеются. Говорят, я у тебя под башмаком.

- С кем ты пьешь? - как можно мягче спросила Анна, все еще пытаясь найти какой-то выход, что-то наладить.

- Это тебя не касается!

Анна обратилась в милицию. Попросила выяснить, с кем пьет Бахрушин. Это было нетрудно установить. В таком городке, как Сурож, все на виду. Два дружка из райпотребсоюза. Шофер райисполкома. Один рыболов, старик, из тех, что ничего не делают.

Анна позвонила Жукову.

- Семен Евграфович, мой супруг больно крепко с вашим шофером подружился, нельзя ли их развести?

- Как же я могу вмешаться, Анна Андреевна? - нерешительно высказался Жуков. - На работе шофер пьяным не бывает, лишнего не закладывает, это уж его воля, как проводить свободное время...

А Бахрушин все настойчивей и настойчивей, с пьяним упорством приставал к жене:

- Лучше тебе уйти. Ну какой из тебя партработник? Иди обратно в агрономы...

Похоже, кто-то вбивал ему в голову эту мысль.

Анна посоветовалась с Тарабриным.

- Иван Степанович, что же это такое? Никакого достоинства. Ведь мы исключаем за такое из партии. Поверьте, я бы не дрогнула, проголосовала исключить...

- Нет, Анна Андреевна, неудобно, - подумав, сказал Тарабрин. - Тень на вас упадет. А в конечном счете и на райком. Воспитывайте.

И все-таки дольше так продолжаться не могло. На кого бы тень ни легла, но ни люди ей не простят, ни собственная совесть.

Вон он опять лежит перед ней пьяный, потерявший человеческий облик, отец ее детей.

А ей сейчас не до него. Шесть часов. В шесть бюро. Она не имеет права опаздывать. Да и не хочет.

Она выходит из комнаты.

- Мама! - говорит она свекрови. - Присмотрите за Алексеем. Не пускайте его никуда.

Анна налила целую пригоршню одеколона, надушила руки, лицо, платье, чтоб отбить отвратительный кислый запах.

Свекровь что-то проворчала.

- Вы что, мама?

- Муж мертвый валяется, а жена по собраниям...

- Но я же не могу, мама. Не могу! Вы поймите...

Старуха ничего больше не сказала. Анна чувствовала, как осуждает ее свекровь, она это чувствовала. Старуха только боялась: начни она говорить, невестка прогонит ее, и Анна действительно иногда думала - начни свекровь браниться, она прогонит ее, хватит с нее одного Алексея.

В райкоме все уже собрались. Сидели за столом, выжидательно поглядывая на Тарабрина.

- Вот и Анна Андреевна, - приветливо сказал он. - Ждем.

Анна прошла к столу, села на свое обычное место, поправила волосы, смущенно улыбнулась.

- Кажется, я не очень...

- Нет, нет, я шучу, - сказал Тарабрин. - Начнем.

Это было обычное рабочее бюро. Тут хватало вопросов больших и маленьких, серьезных и несерьезных, но для кого-то важных и, может быть, даже очень важных, потому что от того или иного решения зависела если не жизнь, то, уж во всяком случае, течение чьей-то жизни.