История осады Лиссабона

Мария-Сара при его появлении поднялась и пошла навстречу с приветливым: Как поживаете, сеньор Раймундо Силва. Прошу простить за опоздание, такой дождь, такси. Это не важно, присаживайтесь. Корректор уселся и тотчас сделал попытку вскочить, потому что Мария-Сара прошла к столу письменному и: Сидите-сидите, прошу вас, вернулась с какой-то книгой, которую положила на столик журнальный, стоявший между двумя черными кожаными креслами. Затем села сама, закинула ногу на ногу – на ней была плотная и довольно узкая шерстяная юбка – и закурила. Корректор следил за этими ее эволюциями, приводившими в движение нижнюю часть тела, вглядывался в ее лицо, в распущенные волосы до плеч и в ошеломлении заметил ясно видные при ярком верхнем свете седые нити. Она не красится, подумал он, и ему захотелось немедля убежать. Мария-Сара меж тем спросила, не хочет ли он закурить, но он не слышал и: Нет, благодарю вас, я не курю, ответил лишь на повторное предложение и опустил глаза, на которые тотчас попался джемпер с треугольным вырезом, а вот цвет этого джемпера он в замешательстве определить не сумел. После этого он уже не мог оторвать завороженный взгляд от стола, где лежала развернутая в его сторону – и явно с умыслом – История Осады Лиссабона, с именем автора, с крупно набранным заглавием, с картинкой на титуле, где под знаком креста скакали рыцари, а с крепостных стен смотрели непропорционально большие мавры, и нельзя было понять, средневековая ли это миниатюра или стилизованная под старину современная иллюстрация с намеренно нарушенными пропорциями. Раймундо Силве не хотелось больше рассматривать ее, но еще меньше хотелось встречаться глазами с Марией-Сарой, которая как раз сверлила его неумолимым взглядом – совсем как кобра, изготовившаяся к последнему и решительному броску. Но заговорила она очень непринужденным, намеренно нейтральным, никак и ничем не окрашенным тоном и произнесла так же просто, как просты были произнесенные ею три слова: Это ваша книга, а потом помолчала и добавила, на этот раз выделив голосом отдельные слоги: Скажу иначе, эта книга – ваша. Слегка смешавшись, Раймундо Силва поднял голову: Моя, переспросил он и услышал: Да, это единственный экземпляр, куда не вклеили эррату, то есть там по-прежнему утверждается, что крестоносцы не захотели помочь португальцам. Не понимаю. Скажите лучше, что пытаетесь выиграть время, чтобы понять, как говорить со мной. Простите, но мое намерение. Не надо оправдываться, нельзя же постоянно объясняться, на самом деле я надеялась, вы спросите, зачем я вручаю вам неисправленный экземпляр, книгу, которая содержит неверное сведение, которая упорствует в своем заблуждении, которая продолжает коснеть во лжи – нужное подчеркнуть. Спрашиваю. Нет, теперь уже поздно, мне уже не хочется отвечать, и суровость этих слов смягчила улыбка, хотя в движении губ чувствовалось некоторое напряжение. Ну пожалуйста, сказал он настойчиво, улыбнувшись в ответ и сам удивившись этому – ситуация вроде не располагала к улыбкам: Скалить зубы перед незнакомой женщиной, которая к тому же издевается надо мной. Мария-Сара погасила сигарету и как-то нервозно сейчас же взяла другую. Раймундо Силва наблюдал за ней внимательно, чаша весов, казалось, склоняется на его сторону, хотя он не понимал почему, да и вообще не улавливал смысла всего происходящего – в конце концов, его призвали сюда не затем, чтобы обсуждать инструкции по новой работе корректоров, и даже не затем, чтобы инструкции эти получить, – тогда как становилось совершенно ясно, что история с Историей не была окончательно улажена в черный час суда в день тринадцатый: Не надейся, что снова осрамишь меня, подумал он, не желая допустить, что подтасовывает факты, ибо его как раз избавили от срама, не выставив за дверь, он, разумеется, не рассчитывал, что его наградят, или отметят в приказе, или произведут в начальники всех корректоров, предложив должность, которой раньше не было, а теперь, как видно, есть.