История осады Лиссабона

Да, видно, не столь уж тяжко оно ему, если взглянем, как проворно он в ту же секунду начал спускаться по ступеням, внезапно вспомнив об ожидающей его Марии-Саре, теперь только на такси и успеешь, как можно разбазаривать жизнь на зряшные траты, черти бы взяли этого пса, я просто какой-то самаритянин стал, а ведь совершенно точно не пошел бы домой за едой, если бы повстречал на ступенях Святого Криспина какую-нибудь старуху-нищенку, ну, впрочем, если старушку – пошел бы, а ради старика – да ни за что, и любопытно удостовериться, как само понятие доброты – мы ведь о доброте толкуем, не правда ли, – меняется в зависимости от обстоятельств и объектов, от того, насколько здоров этот миг и благодушен случай, а доброта – она ведь, извините за такое сравнение, как резина, она тянется или сжимается, может обвернуть собой все человечество или одного человека, ну да, она себялюбива и добра к себе самой, и все же одно-единственное доброе дело освежает душу, а пес остался позади в безмерной благодарности, впрочем, он так наголодался, что это угощение было ему, что называется, на один зуб, бедный песик, как принято жалостно выражаться, хотя он не такой уж маленький и, по крайней мере, в отличие от домашних питомцев, которые и на улицу-то не выходят, а если выходят, то на поводке и в подобии набедренной повязки, гуляет на воле, тешится с бродячими суками, но что это будет за утешение, если никогда не сойдет он с Эскадиньяс-де-Сан-Криспин, не спустится со ступеней Святого Криспина. На этом месте Раймундо Силва усилием воли прервал течение мысли, по которому плыл, оказавшись в такси, и почувствовал внезапную дурноту, но не физическую, а скорей схожую с ощущениями человека, заснувшего и неожиданно проснувшегося и вскрикнувшего от испуга, потому что оказался погружен в глубокую темноту, и вот именно поэтому повторил наш корректор, чтобы отогнать страх: если никогда не сойдет с Эскадиньяс-де-Сан-Криспин, а кому это я говорю, спросил он себя, а такси меж тем въехало на Руа-де-Прата и покатило по ней, и наконец-то он оказался в стране людей, а не собак, и может сойти с Эскадиньяс-де-Сан-Криспин, как только заблагорассудится или понадобится, и демонстрирует это, шагая в издательство на встречу с Марией-Сарой, которая руководит корректорской службой, и намеревается вручить ей окончательную корректуру поэтического сборника, а потом, вероятно, решит не возвращаться домой, раз уж завершил работу над книгой, пусть и такой тоненькой, что и названия этого не заслуживает, и, по обычаю, отправится в ресторан обедать, сходит в кино, хотя еще вероятней, что у него не хватит денег на столь обширную программу, и он мысленно подсчитывает, сколько у него в бумажнике, и в разгар этих подсчетов сознает, что никуда не пойдет сегодня вечером, ведь он начал новую книгу, нет-нет, не тот роман, что дал ему Коста, и, поглядев на часы, убедился, что уже пять, а такси поднимается по Авениде-Дуке-де-Луле, останавливается на светофоре, проезжает еще немного, вот здесь, будьте добры, и Раймундо Силва, расплачиваясь с водителем, убеждается, что и на ресторан, и на кино денег ему не хватит, уж что-нибудь одно, но одно без другого неинтересно: Дома поужинаю, а потом займусь этим, а под этим он имеет в виду Историю Осады Лиссабона, и, кажется, он уже произносил эти слова, когда работал над книгой с таким заглавием, и было это до его грехопадения.