История отечественного кино. XX век

«Руководящая роль партии» – генеральная тема киноискусства первой половины 1930-х. Если историко-революционная эпопея великих киноклассиков вдохновенно воспевала массовый штурм старого мира, творила миф об Октябре как всенародном действе, воплощении вековых чаяний, венце истории, то теперь революция корректируется на экране как процесс, руководимый и направляемый волей большевиков.

Борьбу партии против стихийности, перевоспитание анархиста вслед за Чапаевым должна была раскрывать еще одна картина, далее признанная классической, – Мы из Кронштадта Ефима Львовича Дзигана (1898–1981) по сценарию драматурга Всеволода Вишневского.

Октябрь 1919 года, оборона Петрограда от белого генерала Юденича. В этом году произошли антисоветские восстания на кронштадтских фортах, что войдет даже в официальную историографию. Но совсем не об этом рассказывал фильм Дзигана.

В центре стоял снова «дуэт»: политкомиссар, посланец ЦК, и матрос-анархист. В комиссаре всячески подчеркивалось штатское начало, негероическая внешность, мягкость, тихий голос, в матросе Артеме Бушуеве – хамоватость, наглость, топорные черты лица. Но это в экспозиции. Пройдя вместе путь боевых испытаний, люди сближаются. Ведь городской большевик в бою такой же храбрец, как моряки, а у матроса под корявой внешностью живет благородная нежная душа, готовность к революционной дисциплине и признанию безусловного превосходства над собой коммуниста-воспитателя, – это непременное условие всех фильмов.

Белые вели группу пленных красных моряков на казнь, с камнями на шее их сбрасывали с обрыва. Сцена была патетической без лишнего пафоса: шеренга обреченных под северными соснами, внизу – морская даль Балтики; долгий и горестный звук гитары, утопленной вместе с гитаристом; бескозырки, плещущиеся на волнах, когда все кончено.

Изображение оказывалось богаче и сильнее слова. Фильм втягивал в себя подлинной фактурой, атмосферой: осенние порывы ветра над свинцовой водой, пустынные улицы разрушенного морского города-острова, проводы в гавани под вальс военного оркестрика и доморощенная танцулька, исхудавшие дети играют с пулеметом, как в лошадку… Звуковая картина продолжала пластическую традицию немого кино, насыщая ее новым: звуками жизни, их богатой партитурой.

Финал все равно был победным. Силачу матросу Бушуеву удалось выплыть, он выносит на берег мертвого комиссара, хоронит его в скалах и прижимает к сердцу партбилет покойного. Поднятый Бушуевым новый кронштадтский десант с моря штурмует врага. Выйдя из волн в черном своем бушлате, словно гранитный, матрос вопрошает с экрана: «А ну, кто еще хочет Петроград?» Могли ли авторы этой устрашающей фразы предполагать, что через шесть лет Северная столица окажется в кольце самой страшной блокады в истории человечества?

Вошедший в обойму советских шедевров Депутат Балтики Александра Зархи и Иосифа Хейфица (1937) дает штатский и чуть усложненный вариант той же темы партийца-вожатого.

Здесь воссоздавались, пусть и вольно, факты биографии ученого К. А. Тимирязева, сразу принявшего советскую власть. На роль героя, в фильме профессора Полежаева, был удачно взят молодой ленинградский актер-эксцентрик Николай Черкасов (1903–1966) – только что он сыграл в Детях капитана Гранта роль чудака Паганеля, стар и млад распевали его песенку Капитан, капитан, улыбнитесь!.. Узнавая в профессоре-революционере своего забавного любимца, зрители радовались. Сочетание образа седовласого, преклонных лет академика (у него в кабинете висит мантия Ньютона) и молодости актера дало хороший эффект.

Странный «роман» кабинетного затворника с моряками Балтики завязывался в тот самый момент, когда матросский продотряд, шаря по городу в поисках спрятанного хлеба, ночью врывался в квартиру профессора и вожак отряда, некто матрос Куприянов, словно бы родной брат матроса Бушуева из фильма Мы из Кронштадта, из-за злополучной мантии принимал ученого за классового врага-архиерея (все это преподносилось авторами с умилительной и снисходительной усмешкой).

Матрос под грубой внешностью имел душу добрую и, догадавшись о своей ошибке, становился страстным почитателем профессора, вытаскивал старика сначала читать морякам лекции «про жизнь природы», а потом и вовсе выдвигал его в Петроградский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов посланцем от… революционного Балтфлота.

Так реализовалась в фильме тема единства интеллигенции и революции в год 1937-й, когда проводились первые выборы в Верховный Совет СССР и мощная кампания шла под эгидой консолидации рабочего класса, колхозного крестьянства и «прослойки» – трудовой интеллигенции. Функцию комиссара выполнял третий герой – вернувшийся из сибирской царской ссылки ученый-большевик Бочаров, большой, в меховой дохе, всепонимающий, бывший студент, а теперь хозяин научной жизни.