Если бы Иван III захотел обратить внимание на старый русский обычай, если б справился с летописями, то нашел бы, что внук должен быть отстранен от старшинства, потому что отец его умер прежде своего отца, не был старшим в роде, и, след., Димитрий не был братом своему дяде, но только племянником, или сыном. Но, во-первых, отец Димитрия Иван был при жизни отца уже в. князем, равным отцу, след., старшим в роде, и потому даже по прежним родовым счетам преждевременная смерть Ивана Молодого не лишала сына его права на старшинство; во-вторых, московскому государю не было нужды до старых родовых счетов, все предки его шли наперекор им, отдавая преимущество племяннику над дядею; Иван III, верный преданию, должен был также отдать преимущество внуку Димитрию пред сыном Василием. Но последний имел за собою также важные преимущества: он был сын Софии Палеолог, от царского корня; ему, разумеется, а уже никак не Димитрию принадлежал герб Римской империи, и София была способна внушить сыну высокое мнение о своем происхождении, своих правах, была способна поддержать эти права. Мы должны обратиться к этому знаменитому лицу, имеющему такое важное значение в нашей истории.
До сих пор главною заботою московских князей было собирание Русской земли, примыслы, прибытки; из князей — вождей дружины северные князья, преимущественно московские, стали князьями-собственниками, хозяевами; но эти князья, которые кланялись в Орде не только хану, но и вельможам его, от которых родичи еще требовали родственного, равного обхождения, эти князья не были еще окружены тем величием, которым были окружены другие монархи Европы как преемники цезарей, как помазанные свыше. У нас, несмотря на стремления духовенства, в. князю трудно было получить царственное значение именно вследствие родового быта, так долго господствовавшего и затруднявшего развитие идей государственных. Чтоб Церкви успеть в своем стремлении сообщить в. князю царственное величие, нужна была помощь извне, и как на Западе на помощь Церкви пришли предания империи, так точно и у нас на Руси эти предания империи принесены к московскому двору Софиею Палеолог.
Исследуйте движения, перемены, имевшие место при Иване III, и вы увидите, что все движется, изменяет форму для принятия каких-то новых, неизвестных идей. Византийская царевна хочет быть царицею: для этого ей нужен двор по образцу византийского, и этот двор является при Иване III; но прежде всего царевне нужно где жить, и вот в этой бедной Москве, наполненной лачужками, являются дворцы, соборы, тронные палаты, для построения которых вызываются иностранные художники, а для этого заводятся связи с иностранными государствами; наши послы отправляются к западным дворам, просят прислать художников своему государю; император и короли хотят воспользоваться этим случаем для достижения своих целей, предлагают союзы, крестовые походы, браки; московский князь не прочь ни отчего, но хитрый правнук Калиты преследует во всем ближайшую цель, не заходит далеко, не обязывается никакими обещаниями: он не спускает глаз с Орды, Литвы и Польши, для чего пересылается с императором и вместе ищет дружбы султана. Вот следствия появления греческой царевны в Москве для распространения наших иностранных сношений; но гораздо важнее были перемены внутренние, под ее влиянием произведенные.
Никто лучше сметливого Ивана III не мог воспринять тех идей, которые принесла Софья: вот почему он так легко является грозным государем на московском великокняжеском столе; он первый получил название Грозного{882}
, потому что первый явился для двора и народа монархом, требующим беспрекословного повиновения и строго карающим за ослушание, первый возвысился до царственной, недосягаемой высоты, перед которою боярин, князь, потомок Рюрика и Гедимина должны были благоговейно преклониться наравне с последним из подданных.Такая перемена в характере в. князя не могла не возбудить сильного негодования в толпе князей и бояр: Иван III посягнул на важнейшее их право, право отъезда, и по первому мановению грозного самодержца головы крамольных князей и бояр лежали на плахе; отсюда та страшная ненависть князей и бояр к новому порядку вещей, начавшемуся с Ивана III, отсюда та страшная ненависть их к виновнице этой новизны, в. к. Софье.