История Оуян Лианя

Инь Фу горячо любил «братишку» – как, впрочем, и все остальные. Но уж совсем по-отцовски обращался с ним Хэ Мэнсюн – самый старший боец, которому было уже далеко за сорок. Его взгляд, никогда не терявший твёрдости, в те минуты буравил юношу, едва достававшего до груди Инь Фу, и зрачки его разъедал беспросветный мрак.

– Почему мне нельзя на смерть? Отчего я не могу погибнуть, как вы? – молил их юноша об ответе, но все они, обычно такие заботливые, лишь молча отводили взгляд.

И он взорвался – ведь в эти мгновенья враг уже выкрикивал их имена.

– Почему я не должен умирать? Я тоже хочу погибнуть! Вместе с вами! – резко обернувшись, он обхватил Инь Фу за плечо и начал скандировать его знаменитый «Гимн Первомая»:

Сегодня
Вздымаем алое знамя,
Сегодня
Готовы к великой борьбе!
Чего бояться? Танков, пушек?
Но за нами – Великая китайская стена!
Чего бояться? Обезглавят, расстреляют?
Но разве истощится от этого
Юная наша кровь?
Всех нас не убить
И не одурачить,
За свободу нашего класса
Мы готовы погибнуть в борьбе!

– Заткнись, горлопан! Вот-вот подыхать, а ты всё не уймёшься? – один из солдат с винтовкой подскочил к юноше и огрел его по спине прикладом.

– Ты что творишь?! – возмутились узники революции в кандалах, выстраиваясь в шеренгу. Когда же их повели, шагавший впереди Хэ Мэнсюн обернулся и гневно упрекнул солдата:

– Много уменья нужно, чтобы ребенка бить?

– Оставьте ему жизнь! Он же совсем дитя!

– Изверги! Вспомните о собственных детях! – гнев смертников, идущих на казнь, выплёскивался на врага.

– Ладно, ладно! А ну, шагай! Пулями вас не накормят, чего галдите-то? – опасаясь бунта, солдаты чуть поостыли и торопливо погнали узников революции в арестантский фургон.

– Если нас ведут не под пули, то куда? Ах, вы подонки! Жульё! Ублюдки нации! – ругались узники, пока солдаты заталкивали их в фургон.

– Оставьте его!

Хоть враг и пытался выдать происходящее за «смену локации», все отчётливо понимали: близится их последний миг. Поэтому, когда их загоняли в арестантский фургон, Инь Фу и Жоу Ши даже перегородили двери, не давая запихнуть «братишку» в машину.

– Прочь!!

Солдатня заколошматила дубинками да прикладами по головам и спинам Инь Фу, Жоу Ши и других арестантов.

– Бить нельзя!

– Будете бить – мы никуда не поедем!

Ситуация грозила выйти из-под контроля, и вояки наконец опустили дубинки.

– Да не надо меня тащить, я и сам заберусь!

Уроженец Хунаня, и так невысокий, да к тому же всего семнадцати лет, был очень проворным: он стремительно, как ракета, рванулся в фургон и протиснулся к Хэ Мэнсюну, которого называл «дядей».

Хэ Мэнсюн взъерошил густые волосы юноши и тихонько спросил его на родном хунаньском диалекте:

– Боишься?

Тот вскинул голову, твёрдым взглядом посмотрел на Хэ Мэнсюна и решительно покачал головой:

– Не боюсь! Если боишься – нечего лезть в революцию!

– Вот! Все слышали, что говорит наш юный боец? Боишься – не лезь в революцию!

– Правильно! Кто боится – не революционер!

– Кто боится – не коммунист!

И не успела машина тронуться с места, как по ней раскатилось дружным хором:

Ведут на смерть – так мы погибнем!
Но кровь прольётся не напрасно.
Наш путь продолжим мы с улыбкой
Для озверевшего конвоя!
Мы кровью нарисуем карту
По оба брега Хуанпу[2]
Пусть мы умрём, но ненавистный
Враг не увидит наших слёз:
В прицеле вражеской винтовки
Погибнем, не поднявши рук!

Так, вновь и вновь, скандировал Инь Фу свою поэму «Ведут на смерть – так мы погибнем!», которая очень нравилась его собратьям по застенку. Но сегодня, читая её, Инь Фу переделал начальные строки, заменив «они погибнут» на «мы погибнем». И узникам революции, вторившим поэту в фургоне, оно придавало ещё больше мужества.

– Не поднимем рук перед дулом врага!

– Никогда!

– Ни за что! – последним выкрикнул юноша, и эхо его слабого голоса словно полыхнуло огнём по глазам каждого, кто был в фургоне.

– Ни в коем случае! – волоча за собой кандалы, к нему приблизился Жоу Ши. Лицо его давно было залито слезами. Взяв юношу за руки, он с чувством сказал:

– А ты и правда бесстрашный, как ракета! Я буду учиться у тебя… Мне нравится твоя «Война»!

И он принялся декламировать нараспев:

Эх, Война…
Сердца наши будут тверды,
Хоть ты голову нам отруби!
Я мечтаю лишь об одном —
Чтобы славой мой край засиял,
Так верни нам ту славу
Хотя бы в раю,
Эх, Война…
Мы бросаемся в твою атаку,
Война!

– Война!

– Война!