Тем временем папа, почти что чудесным образом оправившийся от болезни, во время которой уже не рассчитывали на его выздоровление, 4 октября оказался в состоянии объявить о создании Священной лиги и начал подготовку к войне. Однако вскоре он увидел, что король Людовик также имеет в запасе важный козырь: его племянник Гастон де Фуа, герцог Немурский, которому тогда было двадцать два года, уже зарекомендовал себя к тому моменту как выдающийся военачальник своего времени. Храбрый, изобретательный, наделенный фантазией, этот удивительный молодой человек умел мгновенно принимать решения. Удар из Милана в начале февраля 1512 года помешал попыткам папской армии отвоевать Болонью. К несчастью, это убедило жителей Бергамо и Брешии в том, что французская армия слишком далеко, а посему это удобный случай поднять восстание и возобновить соглашение с венецианцами. Они быстро убедились в том, что ошиблись. Совершив ночной и дневной марш в плохую погоду, по дороге разгромив венецианское войско, которое пыталось воспрепятствовать им, в сражении, происшедшем при свете луны в четыре часа утра, герцог Немурский оказался у стен Брешии до того, как ее защитники успели занять свои места. Он и его друг Байярд повели солдат на штурм, сражаясь босыми, чтобы лучше стоять на скользкой, мокрой почве. Брешия была взята приступом, руководителя восстания принародно обезглавили на главной площади, а сам город отдан на пятидневное разграбление, во время которого французские и немецкие солдаты набрасывались на местных жителей, совершая чудовищные по своей жестокости убийства и насилия. Еще три дня потребовалось для того, чтобы убрать с улиц 15 000 трупов. Бергамо поспешно откупился за 60 000 дукатов, чтобы избежать подобной участи, и на этом восстание закончилось.
Однако кампания еще не завершилась. Решительно настроенный герцог Немурский не собирался давать неприятелю передышку и возвратился в Милан, чтобы пополнить свои части свежими силами, после чего немедленно вновь выступил в поход. С армией, которая теперь насчитывала 25 000 человек, он двинулся к Равенне и подверг город осаде. Это представляло собой отличный способ заставить папскую армию выйти на бой. Ее командующий, испанский вице-король Неаполя Рамон де Кар-дона, не мог позволить, чтобы столь важный город был захвачен у него под носом при том, что он не пошевелил бы и пальцем для его спасения. И вот в Пасхальное воскресенье 11 апреля 1512 года на плоской болотистой равнине под городом состоялось сражение.
Из всех баталий, происшедших с той поры, как молодой Карл VIII два десятилетия назад принял роковое решение обеспечить французское присутствие на Апеннинском полуострове, битва под Равенной оказалась самой кровопролитной. Когда наконец солдаты папской армии бежали с поля боя, на нем осталось 10 000 убитых итальянцев и испанцев. Несколько видных испанских военачальников (некоторые из них получили серьезные ранения) попали в плен к французам, в их числе — папский кардинал деи Медичи. Сам Рамон де Кардона, который бежал едва ли не в самом начале боя, — говорили, что он не выпускал из рук поводьев, пока не достиг Анконы, — оказался одним из немногих, кто спасся невредимым. Однако это была пиррова победа. Французы понесли слишком большие потери, и, что хуже всего, сам герцог Немурский погиб в момент своего торжества, пытаясь сдержать отступление испанцев. Его место занял престарелый сеньор де Ла Палис, не отличавшийся быстротой и обаянием своего предшественника. Если бы молодой полководец остался в живых, то, возможно, собрал бы то, что осталось от его армии, и начал бы поход на Рим и Неаполь, чтобы вынудить Юлия пойти на уступки и восстановить Людовика на неаполитанском троне. Однако Ла Палис отличался более осторожным характером. Он ограничился тем, что занял Равенну, где не сумел предотвратить разгул насилий и грабежей, который превзошел даже то, что пришлось пережить жителям Брешии несколько недель назад.
И вот теперь произошла одна из тех крупнейших перемен в политической обстановке, из-за которых история Италии столь запутанна для читателей и так раздражает пишущих о ней. Когда новости о битве достигли папы Юлия, он, опасаясь немедленного наступления французов на Рим, приготовился к бегству. Перед самым отъездом, однако, он получил письмо от своего легата, который находился в плену и которому Ла Палис неосмотрительно позволил вести переписку с его хозяином.
Французы, писал кардинал деи Медичи, понесли почти столь же тяжелые потери, как и лига; они измотаны и деморализованы гибелью своего молодого полководца; их нынешний командующий не желает двигаться с места без дальнейших инструкций и подтверждения своих полномочий во Франции. Примерно в это же время венецианский посол в Риме добился аудиенции у папы, с тем чтобы убедить его, что, вопреки широко распространившимся слухам, республика Святого Марка не приняла ни одного из предложений французов о сепаратном мире и вообще не имеет подобных намерений.