Издание этой «Таксы» выходило много раз и считалось официальным. По нему наводили справки папские канцеляристы при взыскании платежей за отпущение грехов. «Такса» была издана, между прочим, в 1548 г. в Венеции и имела посвящение папе, гласившее: «Пусть под твоим руководством и твоим покровительством это сочинение вступает в свет для всеобщего блага». Но «Такса» в дни страстной полемики между лютеранами и католиками служила орудием борьбы против католицизма, и конгрегация «Индекса» без стеснения внесла ее в число запрещенных книг, указав, впрочем, смехотворную причину такой перемены фронта к официальному изданию: книга эта будто бы была извращена еретиками, то есть лютеранами. На самом деле причина была иная: ее указал в 1567 г. известный ученый, ректор Сорбонны Клод д'Эспенс. Он писал: «Везде продается, притом дешево, как проститутка, совершенно открыто, книга, напечатанная под названием „Такса апостольской камеры, или канцелярии“. Из этой книги читатель может узнать о большем количестве пороков, чем из всех перечней и подытоживаний (summistris et summariis) самых разнообразных преступлений и пороков. Из этой книги читатель узнает, как за деньги преступления становятся дозволенными и разрешенными. Следует удивляться, как в наше время, в дни религиозного раскола, допускается к распространению каталог самых отвратительных и самых ужасных преступлений, книга столь пошлая и низкая, что в Германии, Швейцарии и везде, где происходит отпадение от римского престола, нет другого произведения, которое могло бы вызвать равное возмущение.
Прекрати, Рим, эту безумную дешевую продажу каталога всяких человеческих преступлений…
Пусть папа помнит слова о враче, который прежде всего должен самого себя исцелить, и пусть он уничтожит всякие „святые таксы“, это позорнейшее и постыднейшее корыстолюбие, заслуженно проклятое многими и многими, и пусть он скорее очистит эту авгиеву конюшню всякого зла и бесчестия».
Кроме «Индекса» запрещенных книг издавался указатель очищенных и подлежащих очищению книг, то есть таких книг, которые либо уже подвергались частичному исправлению автором, либо должны были ему подвергнуться, если автор не хочет оказаться среди писателей, зачисленных в «Индекс». Еще до составления «Индекса» церковь время от времени публиковала декреты, на основании которых книги изымались из употребления, а их авторы подвергались суровым наказаниям. На Констанцском соборе ссылались на подобного рода декреты, и на их основании было запрещено чтение Яна Гуса. С изобретением книгопечатания, в особенности с оживлением его в эпоху Реформации, по инициативе папы Льва Х начались систематические изъятия «вредных и опасных» книг, причем дело это было папой поручено архиепископам Трира, Майнца и Магдебурга, которые должны были держать на учете «всякое писание». Латеранский собор 1515 г. не только присоединился к этой «конституции» Льва X, но и распространил ее на весь католический мир.
Впоследствии, для лучшей осведомленности, было введено обязательное доносительство на «опасные» книги.
Параллельно с «Индексом» установлена еще с XVI в. предварительная церковная цензура, которая лежит на обязанности папского викария в Риме, отдельных епископов во всех епархиях и инквизиторов. За нарушение правил предварительной цензуры, помимо уничтожения книги, виновные подвергались денежному штрафу от 100 дукатов, запрещению печататься, а иногда отлучению от церкви. Предварительная цензура ссылается в оправдание своего существования на ту же конституцию Льва X. Помимо цензурного разрешения папство ввело практику предварительного одобрения — апробацию, через нее должны пройти книги, имеющие следующее содержание: «теологию, историю церкви, церковное право естественную теологию, этику и другие религиозно-нравственные отрасли знания». Конгрегация может выдать любую запрещенную книгу какому-либо «специалисту», известному ей и преследующему «доброе дело».
Прикрыв себя щитом старых католических догматов, освященных Тридентским собором, вырвав из своего лона слабые соглашательские элементы, готовые идти на частичные уступки протестантам и другим вероотступникам, сделав энергичный призыв к «возврату» к аскетической, нравственной жизни, провозгласив авторитетом папу и признав все традиции церкви столь же священными и обязательными, как Ветхий и Новый заветы, католицизм почувствовал себя как бы возрожденным к новой борьбе. Опираясь на иезуитский орден, католицизм в лице папы выдвигал на первый план требование о духовном, а не о политическом господстве над миром. Что духовное господство не являлось самоцелью, а было лишь средством к достижению материального и политического господства, не представляло сомнения: духовная ширма в этот исторический момент была для церкви необходима, так как опасная для нее обстановка не позволяла ей идти к цели прежним путем.