Прошло четыре дня и четыре ночи, прежде чем город наконец получил передышку. Лишь с прибытием 10 мая Помпео Колонна и двух его братьев с восемью тысячами солдат порядок хотя бы внешне восстановился. К этому времени буквально все римские улицы оказались разрушены и завалены трупами. Один захваченный в плен испанский сапер позднее сообщал, что только на северном берегу Тибра он и его товарищи закопали почти 10 000 тел, а еще 20 000 побросали в реку. Шесть месяцев спустя из-за повсеместного голода и долгой эпидемии чумы население Рима составляло менее половины того, каким оно было накануне осады; в большей части города от зданий остались лишь дымящиеся руины, меж которых лежали тела, брошенные без погребения в самое жаркое время года. В культурном отношении потери также не поддавались исчислению. Живопись, скульптура, целые библиотеки — включая Ватиканскую — были разорены и уничтожены, папские архивы разграблены. Художника Пармиджанино бросили в тюрьму, и он спас свою жизнь только благодаря тому, что рисовал портреты своих тюремщиков.
Тем временем императорская армия страдала почти так же, как жители Рима. Она также практически осталась без продовольствия; ее солдаты — которым месяцами не платили жалованье — полностью деморализованные, интересовались только грабежом и мародерством. Дисциплина упала; ландскнехты и испанцы готовы были перегрызть друг другу глотки. Папе Клименту, однако, не оставалось иного выбора, кроме капитуляции. По официальным сведениям, в качестве платы ему пришлось отдать Остию, Чивитавеккью, Пьяченцу и Модену, а также 400 000 дукатов (собрать эту сумму ему удалось только после того, как он расплавил все свои тиары и продал золото и драгоценные камни, которыми те были инкрустированы); в действительности цена оказалась еще более высокой, так как венецианцы — хотя они и состояли с папой в союзе — заняли Равенну и Червию. Папская область, где впервые в истории появилось эффективно действующее правительство, фактически перестала существовать. В начале декабря папа бежал из Рима и, переодетый, отправился в Орвьето. Именно там он принял послов Генриха VIII, они сообщили, что их повелитель хочет расторгнуть свой брак с Екатериной Арагонской. Один из них сообщал:
«Папа обитал в старом дворце, принадлежавшем городским епископам, полуразрушенном и заброшенном; по пути в его покои мы миновали три комнаты, [где стены были] голы и ничем не завешены, крыша провалилась, и, как нам показалось, около тридцати человек — среди коих было немало людей низкого звания — стояло в этих комнатах для придания им [хоть какого-то] вида. Что же до папской спальни, все ее убранство не стоило и двадцати ноблей
[233]… лучше было быть пленником в Риме, чем здесь — на свободе».Когда речь зашла о разводе, папа, которому и без того было о чем подумать, как всегда, впал в замешательство. Послы возвратились разочарованные.
Наступивший в конце концов мир стал результатом переговоров, начатых зимой 1528-1529 годов теткой Карла Маргаритой Австрийской и ее золовкой Луизой, матерью короля Франции. Они встретились в Камбре 5 июля 1529 года; результатом этой встречи стал договор, подписанный на первой неделе августа. Дамский мир, как его впоследствии стали называть, закреплял власть Испании над Италией. Франциск вновь отказывался от всех своих притязаний на эти территории, взамен получая от Карла обещание, что империя не будет претендовать на Бургундию. Однако союзников Франции по Коньякской лиге совершенно не приняли в расчет. В результате они впоследствии вынуждены были принять условия, которые Карл поставил им в конце года, — условия, которые, среди прочего, предполагали отказ Венеции от всех ее владений в Южной Италии в пользу Неаполитанского королевства, которым правили испанцы. В Милане восстанавливалась власть Франческо Марии Сфорца (хотя Карл оставил за собой право держать в цитадели свой гарнизон); было также восстановлено правление Медичи, изгнанных из Флоренции в 1527 году (хотя потребовалась десятимесячная осада, чтобы осуществить реставрацию); наконец, остров Мальта в 1530 году был дарован рыцарям ордена Святого Иоанна.