«Я, Роберт, милостью Божией и святого Петра герцог Апулии и Калабрии и, если поможет Бог, будущий герцог Сицилии, буду отныне и впредь верен римско-католической церкви и тебе, папа Николай, мой повелитель. Никогда не стану я участвовать в заговорах или предприятиях, которые могут быть направлены на то, чтобы взять у тебя жизнь, ранить твое тело или лишить тебя свободы. И я не раскрою какому-либо человеку твоих тайн, которые ты можешь мне доверить, взяв с меня обещание молчать о них, чтобы это не нанесло тебе ущерба. Повсюду я должен выступать против твоих всех врагов, насколько хватит моих сил, в качестве союзника святой римской церкви, чтобы она могла сохранять и приобретать доходы и домены святого Петра. Я окажу тебе всю необходимую помощь, какую только сумею, чтобы ты смог со всеми почестями и без всякой опасности занимать престол в Риме. Что же касается владений святого Петра… я не буду свершать попыток вторгнуться в них или даже (sic) разорять их без того, чтобы дали на то свое соизволение ты или твои преемники, удостоенные почестей святого Петра…
Если ты или кто-то из твоих преемников оставите этот мир прежде меня, я обещаю, посоветовавшись с виднейшими из кардиналов, а также с клиром и народом Рима, приложить усилия к тому, чтобы папа Рима избирался и вводился в сан с почестями, подобающими святому Петру.
Да поможет мне Бог и его святые Евангелия».
Все присутствовавшие на церемонии могли быть удовлетворены тем, что они сделали. Однако никто не выразил этого. Римская аристократия удалилась в свои обветшавшие замки в гневе и страхе. Византийцы видели, что теряют последний шанс сохранить то, что еще оставалось от их итальянских владений. И в западной империи, лишившейся своих привилегий при избрании пап, оказавшейся перед лицом союза, чрезвычайно опасного как в военном, так и в политическом отношении, в довершение всего вынужденной в бессильной ярости наблюдать за тем, как огромные куски имперской территории спокойно раздаются шайке разбойников, реакцию на поведение Николая нетрудно представить. К счастью для Италии, Генрих IV был тогда еще ребенком. Случись это несколькими годами позднее, он не потерпел бы такого обращения. С тех пор имя этого папы демонстративно выпускали из молитв во всех имперских часовнях и церквах, а синод германских епископов дошел до того, что объявил все решения Николая недействительными, лишенными силы, а также о разрыве всяких отношений с ним. Мы не можем сказать, какова была бы его реакция; прежде чем папа узнал о ней, он умер во Флоренции.