«Он повелел, чтобы никто под угрозой анафемы ни слова не говорил против их брака и что он не может быть расторгнут ни под каким предлогом. Это решение вполне удовлетворяло короля, поскольку он страстно, почти по-детски любил королеву. Папа предоставил им для сна ту самую постель, которую украшали принадлежавшие ему самому бесценные покровы. И ежедневно во время их недолгого посещения он старался дружескими беседами восстановить любовь между ними. Он осыпал их дарами. И когда наступило время их отъезда, он не мог сдержать слез».
Эти слезы, по-видимому, лились оттого обильнее, что папа осознавал тщетность своих усилий. Если бы Евгений получше знал Алиенору, то с самого начала увидел бы, что она уже приняла решение. Какое-то время она была готова поддерживать видимость, сопровождая супруга в Рим, где их сердечно приняли в сенате и где Людовик, по своему обыкновению, простирался во всех главных святилищах. И вот они, преодолев Альпы, снова в Париже. До окончательного расторжения их брака по причине кровосмешения оставалось еще два с половиной года — святой Бернар убедил Евгения изменить прежнюю позицию. Однако она все еще была молода и находилась лишь в самом начале своей удивительной жизни, во время которой, став женой одного из величайших английских королей и матерью двух наихудших, оказывала влияние на ход европейской истории более половины столетия.
В декабре 1149 года при поддержке отряда сицилийских воинов папа Евгений в последний раз возвратился в Рим, но это ничего ему не дало; атмосфера открытой враждебности побудила его вновь покинуть город. Затем он вступил в переписку с королем Конрадом. Как он знал, римская община предлагала Конраду прибыть в Рим и сделать его столицей Римской империи нового образца, от чего король вряд ли откажется, если приедет в Рим на коронацию. Однако Конрад этого не сделал. Он скончался в феврале 1152 года, прежде чем успел получить приглашение папы. У Евгения не оставалось иного выбора, кроме как надеяться на помощь племянника и наследника Конрада, Фридриха Гогенштауфена, известного как Барбаросса.
Тридцатидвухлетний Фридрих казался своим современникам-немцам чем-то уникальным в среде тевтонского рыцарства. Высокий и широкоплечий, скорее привлекательный, нежели красивый, с глазами, столь ярко сверкавшими под шапкой густых рыжих волос, что, как пишет один из хронистов, казалось, будто он всегда готов рассмеяться. Но за добродушной внешностью скрывалась железная воля, способность полностью отдаться выполнению одной цели. Фридрих никогда не забывал, что он — потомок Карла Великого и Отгона Великого, и не делал секрета из того, что желает возродить империю во всей ее былой славе.
Фридрих немедленно ответил папе, предложив заключить договор, который регулировал бы их отношения в будущем. Соответствующее соглашение было подписано в Констанце. По его условиям Фридрих обещал отдать римлян под власть папы, тогда как Евгений обещал короновать его, когда тому будет удобно. Однако церемония опять-таки не состоялась так, как это планировалось, — на сей раз по причине смерти Евгения, который скончался в Тиволи в июле 1153 года. Хотя последний не был великим папой, он все же продемонстрировал твердость характера, которую на момент его избрания подозревали в нем немногие. Подобно многим предшественникам, ему пришлось потратить много денег, чтобы купить поддержку римлян, однако сам он всегда оставался неподкупен. Его скромность и доброта снискали ему такие любовь и уважение, которые нельзя было купить за золото. До самой смерти он продолжал носить под облачением понтифика белую одежду цистерцианского монаха из грубой ткани. Его преемник, уже очень пожилой Анастасий IV (1153-1154), пережил свои выборы всего на восемнадцать месяцев. Ему наследовал человек, которому было суждено создать куда более серьезную угрозу, — англичанин Николас Брейкспир, принявший имя Адриана IV (1154-1159).