История папства

Лишенный друзей, одинокий, не имеющий возможности возвратиться в Рим со времени коронации Фридриха, Адриан вместе с членами курии провел зиму в Беневенто. Насколько это касалось его, император, его единственная надежда, оказался не слишком-то силен. Тем временем обстановка на юге стремительно ухудшалась. Король Вильгельм, преодолев сопротивление византийцев и собственных мятежных подданных, двинулся маршем к границам папских владений. При его приближении Адриан отослал большинство своих кардиналов в Кампанию — в основном ради обеспечения их безопасности, но, возможно, имелись и другие соображения. Он понимал, что теперь ему надо договариваться с Вильгельмом. Упрямые кардиналы погубили немало возможностей компромисса в прошлом. И если теперь он хочет спасти хоть что-то, пока не произошла катастрофа, ему необходима максимальная свобода в ведении переговоров.

Как только авангард сицилийской армии показался на холмах, папа отправил своего канцлера, Роланда Сиенского, и двух других кардиналов, чтобы приветствовать короля и от имени святого Петра предложить прекратить дальнейшую вражду Их приняли, как и полагалось, весьма почтительно, и в Беневенто начались официальные переговоры. Дело продвигалось с трудом. Сила была на стороне сицилийцев, и они выдвигали жесткие условия, однако папская сторона сражалась за каждую пядь. Соглашения удалось достичь только 18 июня 1156 года. Вильгельм признал права папы на значительно большую территорию, нежели когда-либо, в обмен на выплату ежегодной дани. Со своей стороны он признал папу своим феодальным сюзереном, однако не было никаких сомнений, какая сторона больше от этого выигрывала. Достаточно посмотреть, каким языком папа выражает в документе свое согласие:

«Вильгельм, славный король Сицилии и возлюбленнейший сын во Христе, блистательнейший в своих богатстве и свершениях среди всех королей и выдающийся муж сего века, слава имени которого дошла до крайних пределов земли по причине Вашей непоколебимой справедливости, мир, который Вы возвратили своим подданным, и страх, который Ваши величайшие деяния вселили в сердца всех врагов Христова имени…».

Даже если сделать скидку на традиционные литературные гиперболы того времени, трудно себе представить, что Адриан ставил подпись под таким документом, не испытывая унижения. Он был папой всего восемнадцать месяцев, однако уже познал горечь одиночества, предательства и изгнания, и даже его широкие плечи начали уставать. Теперь он появляется перед нами совершенно в ином свете, нежели тогда, когда он наложил на Рим интердикт или проявил свою волю, когда имел дело с Фридрихом всего двенадцать месяцев назад. Возможно, лучше всех описал его настроение Иоанн Солсберийский:

«Я призываю господина [моего] Адриана в свидетели, что никто не был несчастнее римского понтифика и никто не попадал в более тягостное положение, нежели он… Он утверждает, что папский престол усеян шипами, что его мантия изобилует иглами столь острыми, что это тяготило бы и угнетало [даже] самые широкие плечи… и что не побойся он пойти против воли Господа, то никогда не покинул бы родную Англию».

Легко себе представить ярость Фридриха Барбароссы, когда он узнал о соглашении в Беневенто. Разве Адриан не дал ему персональное обязательство, что не будет заключать сепаратное соглашение с королем Сицилии? Разве он не подписал договор о мире и дружбе — более того, договор, по которому он не только признавал претензии Вильгельма на корону, но и даровал ему в церковных делах привилегии, намного превосходившие те, какими пользовался сам император? По какому праву Адриан так щедро раздавал другим имперские территории?