История патристической философии

«И действительно, почему Ум должен был бы стремиться к изменению, коль скоро он имеет все в самом себе: и он даже не стремился бы к возрастанию, коль скоро он является совершеннейшим. И все, что в нем совершенно — совершенно для того, чтобы Ум был всеиело совершенен и не обладал ничем, что не таково — и в нем самом нет ничего, что он не охватил бы своей мыслью. Но Ум мыслит не потому, что он пребывает в поисках [чего–то], но потому что (всем] обладает — и его блаженство не есть нечто приобретенное, но есть нечто незыблемо вечное» (V I, 4, 12).

6. Гермес Трисмегист

«Против Юлиана» является также одним из самых значительных христианских произведений в том, что касается возможности согласования с герметическими учениями: в этом позиция, занимаемая Кириллом, не отлична от соответствующей позиции Лактанция, которую мы разобрали ранее. Цитаты из герметических трактатов, по большей части, не совпадающие с теми, которые составляют «Герметический корпус», до нас дошедший, достаточно многочисленны и интересны.

Ощутимо важным и как свидетельство отношения Кирилла к учениям Трисмегиста, и как свидетельство существования некоего сборника герметических текстов, является то, что мы читаем в 141: «Но я полагаю, что нужно считать достойным рассмотрения и упоминания египтянина Гермеса, о котором говорят, что он носил также наименование “Трисмегист”, поскольку люди тех времен воздавали ему великие почести и, как это представляется некоторым, отождествляли его с тем, кто, согласно мифу, был рожден от Зевса и Майи. Итак, этот Гермес Египетский, хотя он и был учредителем определенных обрядов и всегда проживал рядом с храмами идолов, придерживался, как это явствует, тех же самых учений, что и Моисей, пусть и не в абсолютно правильном и безупречном виде, однако, во всяком случае, частично; но даже из этого он извлекал пользу».

Что значит это утверждение? Это прояснится для нас, если мы будем иметь в виду один из лидирующих мотивов апологетики Кирилла, проницающий все его произведения и особенно первые две книги. Мы говорили ранее, что в заключительной части I книги (гл. 50) Кирилл считает, что греки формулировали абсурдные гипотезы, когда они выдвигали собственные учения, но что они хоть и немного, но приближались к истине, когда они пытались искать её там, где они могли её найти, то есть если и не в Законе Моисеевом, то по меньшей мере в Египте, где оставались следы учения Моисея, ставшего знаменитым благодаря своей мудрости среди всех египтян. А если говорить более конкретно, два философа, основополагающих для греческой культуры, а именно Пифагор и Платон, усвоили непосредственно в Египте, где они побывали, те учения, которые оставил там после себя Моисей.

В цитируемом месте Кирилл продолжает ход своих рассуждений следующим образом:

«Итак, упоминает также о Гермесе тот, кто в Афинах собрал [его высказывания] вместе в одно произведение, состоящее из пятнадцати книг, озаглавленных “Трактаты Гермеса”; в первой из них он выводит одного из жрецов, который выражается так…».

Учения, содержащиеся в этих трактатах, отражают многосторонние познания Гермеса в области астрономии, землеустройства, гидравлики, астрологии, искусств и грамматики.

Немного ниже (I 42–43) Кирилл на основе вышеупомянутых принципов вступает в оживленную дискуссию о мнениях языческих мудрецов, которые в какой–то мере обладали правильными представлениями о Боге, и эти представления затем были включены — с приданием им окончательной ясности — в полноту истины христианами. И в рамках контекста, базирующегося на «Истории философии» Порфирия, о которой мы говорили выше, Кириллом присовокупляется также знаменитое герметическое свидетельство о непознаваемости и неизреченности бога, восходящее к сентенциям Платона («Тимей», 28с).

Если рассматривать свидетельство Кирилла в 1,43 (это фрагмент 25IVтома издания Нока и Фестюжьера в серии Les Belles Lettres, Paris 1954), можно констатировать, что его первая часть («итак, насколько то, что является более слабым, отличается от того, что является более сильным, и то, что хуже — оттого, что лучше, настолько же смертное отличается от божественного и бессмертного») совпадает со свидетельством, сохраненным Стобеем (фрагмент 1 Nock–Festire); но прочая часть цитаты, которая достаточно пространна и простирается до главы 44 (фрагмент 44), абсолютно отличается от текста, процитированного Стобеем. Логическая «неупорядоченность» герметических текстов с легкостью объясняет это несоответствие, в том смысле, что Кирилл и Стобей, должно быть, располагали трактатами, имевшими некий общий определенный раздел.