За последние годы он совершенно изменил способ ведения хозяйства, теперь ферма его не отличалась от множества других, и по полям здесь тоже ползали гигантские опрыскиватели. Впрочем, на месте Ли я поступил бы так же.
Я кивнул в сторону Тома, стоявшего чуть поодаль:
— Помнишь Тома?
Том подошел поближе и послушно протянул Ли руку.
— Ты глянь-ка, — удивился Ли, — в прошлый-то раз ты был в два раза меньше. (Том вежливо посмеялся.) Приехал, значит, с отцом.
— Ну вроде того.
— А учеба как же?
— Отпустили.
— А тут ему чем не учеба? — сказал я.
Ребята отогнали грузовики, и наступила тишина. Ульи мы уже расставили, и теперь во дворе остались только Ли и мы с Томом. Том сидел в машине. Читал, наверное, а может, спал. Последние несколько часов он все больше помалкивал, но все, о чем я его сегодня просил, Том выполнял, и неплохо.
Ли снял перчатки, поднял сетку и закурил.
— Ну вот, теперь надо только подождать. Прогноз погоды я посмотрел, дождя вроде не будет.
— Вот и хорошо.
— Небольшие осадки обещают, но не скоро.
— Если небольшие — это не страшно.
— И у меня теперь новые изгороди.
— Отлично.
— На случай, если эти пожалуют.
— Будем надеяться, это их остановит.
Мы умолкли. Я представлял, как здоровенные медвежьи лапы ломают улей, и никак не мог избавиться от этой картинки.
— Если что, платить все равно тебе, — сказал я.
— Спасибо. И без тебя знаю. — Он глубоко затянулся. — Готовишь, значит, смену? — спросил Ли, мотнув головой в сторону машины, где сидел Том.
— Пытаюсь.
— А ему-то самому хочется?
— Да вот как раз сейчас решить пытается.
— А зачем ему вообще учиться? Может, пускай лучше дело осваивает?
— Но ты же ходил в колледж.
— Вот-вот, поэтому я знаю, о чем говорю. — Он криво усмехнулся.
Первые пару дней на новом месте пчелы ведут себя тихо. Затаиваются и из улья почти не вылетают. Однако немного погодя начинают совершать короткие вылазки наружу — проверяют, что их тут ждет. И со временем такие полеты становятся все протяженней.
На третий день пчелы совсем осмелели и воздух наполнился жужжанием. Ли уселся прямо среди кустиков черники, метрах в пятидесяти-шестидесяти от ульев. Наклонив голову, он сосредоточенно шевелил губами и меня не видел.
Я подкрался сзади:
— Бу!!!
От неожиданности он аж подпрыгнул:
— Твою ж мать!
Я расхохотался, а он с досадой махнул рукой:
— Ты меня сбил!
— Да ладно, я тебе помогу.
— А я тебе не верю. Вдруг ты приврешь.
Я присел на корточки рядом с ним.
— Ты их пугаешь, — улыбнулся он, — и занял их место. — Ладно-ладно, ухожу. Я поднялся, отошел метров на десять в сторону и вгляделся в поросший кустиками черники холмик площадью около метра.
Вот они, мои пчелы. Одна из них как раз взлетела с цветка, и на него в ту же секунду опустилась другая.
А потом и третья.
Я посмотрел на Ли:
— У тебя там как?
— Нормально. Тут две штуки. А у тебя?
— Три.
— Точно? — переспросил он. — Небось прибавил пару.
— Это ты у нас плохо считаешь, — сказал я.
Он еще немного выждал.
— Хорошо. Вот и еще прилетели.
Я встал и улыбнулся. В среднем две с половиной пчелы на квадратный метр — для опыления отлично. Именно поэтому Ли сидел и как помешанный подсчитывал: от количества пчел на квадратном метре черничных кустов зависел урожай, который он снимет, когда придет время.
Две на его участке. Три на моем. Совсем неплохо.
Вот только потом начался дождь.
Уильям
Наконец-то привезли! Спрыгнув с облучка, Конолли подошел к телеге, на которой стоял он — новенький и невероятно светлый на темной, заляпанной грязью телеге. Я подошел к Конолли, пожал ему руку и дотронулся до улья. Мои пальцы заскользили по теплому гладкому дереву, обработанному по всем канонам и правилам, крышку Конолли изготовил из трех реек, но стыки были почти незаметны, а к дверцам приделал маленькие ручки. Я провел по ним рукой — ни единого, даже самого крошечного, сучка. Я осторожно потянул за ручку, дверца бесшумно отворилась, и я заглянул внутрь. Там в несколько рядов висели рамки, готовые принять жильцов. Улей источал упоительный аромат свежей древесины, этот запах облаком окутал меня, так что я едва в обморок не упал. Я обошел вокруг улья. Мастерство Конолли лишило меня дара речи. Каждому уголку он придал совершенную округлую форму, а одну стенку даже украсил резьбой. Да, все слышанные мною похвалы в его адрес были правдой: изготовленный им улей оказался шедевром.
— Ну, что скажете? — Конолли гордо, как ребенок, улыбался. — Довольны?
От восхищения я не мог вымолвить ни слова и лишь кивнул, надеясь, что по моей улыбке все ясно и без слов.
Мы с ним взялись за улей, подняли его и поставили на землю перед домом. Улей был таким светлым и чистым, что опускать его в пыль показалось мне почти святотатством.
— Куда вы его поставите? — спросил Конолли.
— Вон там. — Я показал в сторону осины.
— А пчелами вы уже обзавелись? — поинтересовался он.
— Да, я перенесу их в этот улей. А потом пчелы дадут потомство, и мы построим еще несколько ульев.
Конолли смерил меня взглядом.
— Я хотел сказать — когда вы построите, — поправился я и чуть виновато улыбнулся.