Я завернула за угол и увидела прямо перед собой освещенные палаты. Подбежав к одной из дверей, я распахнула ее и увидела женщину в белом — врача или медсестру, — укладывавшую в большую коробку постельное белье. Заметив меня, женщина выпрямилась:
— Вы кто?
Лишь сейчас я заметила, что плачу. Я вытерла слезы и попыталась заговорить, но слова застревали в горле.
— Сядьте, сядьте. — Она подтолкнула меня к стулу.
— Нет. Нет! Старики… Им надо помочь.
Она отвела глаза. И вновь принялась складывать простыни.
Я потянула ее за руку:
— Я покажу вам… Пойдемте!
Она осторожно, по-прежнему не глядя на меня, высвободила руку.
— Мы знаем, — спокойно сказала она.
Я опять схватила ее за руку:
— Но они же больны! И еще там… мне кажется, там и мертвые есть.
Она отступила назад.
— Взять их с собой мы не можем.
— Взять с собой?
— Мы переезжаем из этой больницы. В этом районе стало неспокойно. Пациентов мы перевозим в другую больницу, на юг. В Фаншань. Нас здесь совсем мало, и мы не справляемся. Нас почти перестали снабжать едой и лекарствами, и работать тут никто не хочет.
— А как же старики?
— Они умерли.
— Нет, я же видела их — там есть и живые!
— Они скоро умрут. — Она посмотрела мне прямо в глаза, будто решив больше не щадить меня.
Я замерла.
— Нет!
Она положила руку мне на локоть:
— Сядьте. — Она подошла к раковине, повернула вентиль и подставила под кран стакан. В кране зашипело, но воды не было. Тогда она направилась к двери: — Я сейчас.
Вскоре она вернулась и протянула мне стакан тепловатой воды, и я вцепилась в него как в волшебную палочку.
Она присела рядом со мной, участливо спросила:
— Вы родственница?
— Да. Нет. Не знаю. То есть… Здесь моих близких нет. (Недоумение в ее глазах.) Я разыскиваю сына.
Она кивнула.
— Вы правы — здесь его нет. Последних пациентов мы вывезли сегодня утром. Осталось вывезти лишь оборудование.
— А старики?
Она резко поднялась, оставив мой вопрос без ответа.
— А как же старики?! — повторила я.
— Им уже не поможешь. — Бесстрастно сказав это, она отвела взгляд и взялась за, на которой стояла коробка с бельем. — Я вынуждена попросить вас уйти.
Горло вновь сдавила тошнота.
— То есть вы бросите их здесь?
Она отвернулась.
— Уходите.
— Нет!
Когда она наконец посмотрела на меня, в глазах ее светилась мольба.
— Уходите. И забудьте все, что видели здесь.
Я рванулась вперед — хотела схватиться за тележку, удержать, но женщина рванула ее в сторону, тележка с грохотом ударилась о дверной косяк, но в проем не вписалась, и женщине пришлось отступить назад и с усилием пропихнуть ее через порог. Оказавшись за дверью, женщина быстро двинулась по коридору, толкая перед собой тележку. Колеса с дребезжаньем катились по полу, и казалось, будто этот дребезг иголками втыкается в мои барабанные перепонки.
Я стояла посреди улицы, не зная, как там очутилась. Я бросила их, бросила, как и все остальные, я ничем не отличалась от других. Это наш мир. Мы приносим в жертву стариков. Неужели и мою маму постигла та же участь? Ее просто увезли. Все произошло так быстро. Она исчезла. А я и пальцем не шевельнула, чтобы помочь ей. Я сама допустила это.
Мама.
Я согнулась, опустилась на колени, желудок сжался, и меня вывернуло.
Меня рвало до тех пор, пока внутри ничего не осталось. Я неподвижно стояла на коленях посреди улицы. Надо вернуться. Накормить их, дать воды. Вытащить их оттуда. Или найти кого-то, кто поможет мне. Надо поступить по-человечески. Кто-то должен что-то предпринять. И возможно, этот кто-то — я и есть. Возможно, руководство больницы даже не знает о решении бросить стариков. Возможно, они и правда не знают ничего.
Вот только… Я не за этим сюда приехала.
Вей-Вень.
Старики в больнице — это меня не касается. Пусть они будут на совести врачей. И родственников. Кто-то же отправил их туда. На этот раз не я.
Мама. Я предала ее. И главное теперь — не предать Вей-Веня. А люди в больнице… Я не в силах им помочь. Мне надо думать о ребенке.
Меня опять вырвало — тело словно бунтовало против таких мыслей. От губ протянулись тоненькие ниточки слюны, в горле саднило. Так мне и надо.
Обессилевшая, я все стояла на коленях. Голова кружилась. Потом я медленно поднялась и побрела по улице. Куда идти, я не представляла, знала лишь, что хочу оказаться подальше от этого места.
Во рту у меня пересохло, я старалась дышать носом и то и дело облизывала губы. Но это не помогало. Тут я вспомнила, что захватила бутылку с водой. Я вытащила полупустую бутылку и большими глотками осушила ее. И поплелась дальше. Я совсем потеряла счет времени. С одной стороны небо было светлее, и меня тянуло туда. Может, там светит солнце и я избавлюсь наконец от всей этой серости? Но просвет быстро таял, и легкая дымка вскоре превратилась в плотную пелену.
Когда я поняла, что заблудилась, было почти темно.
Джордж