История пчел

Я надел перчатки. Сквозь них древесина казалась мертвой. Я достал наушники и подключил пилу.

На полу обозначилась вдруг длинная желтая полоса света, которая становилась все больше и больше, в ней нарисовалась человеческая тень, а потом полоса исчезла.

Я обернулся.

Возле двери стояла Эмма.

Она посмотрела на кучку реек, на меня и покачала головой.

— Ты чего это затеял? — спросила она, хотя ответ и так знала. Эмма шагнула ко мне. — С ума ты сошел, вот что, — она кивнула на рейки, — тебе же столько строить придется. Нам столько ульев надо…

Как будто я и сам не понимал. Как будто мне это было неизвестно.

Я пожал плечами и уже собирался надеть наушники, но что-то в ее глазах остановило меня.

— Лучше бы мы все продали, — сказала она. Я разжал пальцы, и наушники со стуком упали на пол. — Продали бы все зимой. Переехали бы. И сейчас уже были бы там. — Она умолкла, не договорив того, о чем думала.

Пока было еще не поздно. Когда за ферму можно было хоть что-то да выручить.

Я наклонился, поднял наушники, обеими руками поднял, словно одной бы не осилил, как ребенок.

Я надел наушники и отвернулся.

Как она ушла, я не слышал. На полу появилась желтая полоска, сначала узкая, затем шире. Тень в полоске, а потом свет исчез.

* * *

Больше мы это не обсуждали. Эмма молчала. Шли дни. Я вкалывал без продыху, до кровавых мозолей, до боли в спине, до порезанных пальцев. Чем в это время занималась Эмма, я не знаю. Но эту тему она больше не поднимала. Только смотрела на меня время от времени взглядом, в котором читалось: Это ты во всем виноват.

Мы пытались жить как прежде. Делали то же, что и прежде. Каждый день вместе ужинали. По вечерам сидели перед телевизором. Эмма обожала реалити-шоу, смотрела сразу несколько, смеялась и плакала, ахала, обсуждала со мной то, что увидела:«Нет, ты посмотри только! Да как же так можно-то. Ну вот за что ему все это?! А она — ох, ну какая куколка. Как же так вышло-то?»

Мы смотрели телевизор, сидя на диване, вместе, а не каждый в своем кресле, как заведено у некоторых. Эмма любила, когда я глажу ее по голове. По волосам. Но теперь я клал руки на колени и старался к ней не притрагиваться. Пальцы болели, ранки саднили.

Однажды, когда мы сидели вот так, зазвонил телефон. Эмма не сдвинулась с места. Я тоже.

— Сходи возьми, — сказала она, не отрываясь от телевизора, где как раз показывали голосование, и Эмме не терпелось узнать, кто вылетит — блондинка или брюнетка. Да уж, дело серьезное.

— Вдруг это Том, — сказал я.

— И что?

— Лучше ты с ним поговори.

Она изумленно уставилась на меня:

— Джордж, ты чего?!

— А что?

— Ты что, вообще больше с ним не разговариваешь? Так же нельзя!

Я промолчал.

А вот телефон не умолкал.

— Я не пойду, — заявила она и отвернулась.

— Как хочешь. Я тоже не пойду, — не поддался я.

Но она, ясное дело, победила — я вышел в коридор и снял трубку. Это был Ли. Звонил рассказать про чернику.

— Я каждый день туда мотаюсь! — заливался он. — И завязей видимо-невидимо!

— Надо же, — удивился я, — ведь тогда дождь все время шел?

— Но потом-то солнце! Они, видать, успели. Год-то, похоже, вполне себе будет. Зря я боялся.

— Ну что ж, неплохо.

— Ага! Это чтоб ты знал. Хорошие у тебя пчелы.

— Были, — поправил его я.

— Чего-о?

— Были. Хорошие у меня были пчелы.

На другом конце замолчали. Доходило до Ли медленно.

— Ох ты черт… И с тобой эта напасть случилась?

Они исчезли, да?

— Да.

— Но… я думал, на севере этого нет. Думал, что это только во Флориде. И в Калифорнии.

— Видать, не только. — Вообще говорил я бодро, но тут голос вдруг сорвался.

— Ох ты… Джордж. Господи. Ну что тут скажешь…

— Да, тут особо ничего и не скажешь.

— Да уж. А страховка у тебя была?

— Такие случаи она не покрывает.

— Но… И что делать? Что ты сейчас делаешь?

Я наматывал телефонный провод на указательный палец, вокруг глубокого пореза, и не знал, что ответить.

— Ну…

— Джордж! — Ли заговорил громче: — Ты скажи, если помочь надо!

— Спасибо!

— Я серьезно.

— Знаю.

— Я бы и денег тебе одолжил, но…

— Вот уж нет, ты б ни цента не одолжил, — усмехнулся я.

Ли рассмеялся — решил, похоже, что можно и пошутить.

— Но у меня и правда нету. Урожай, конечно, хороший, но не настолько.

— И даже моя скидка не спасла?

— Не-а. Не спасла. — Он помолчал. — Зря я согласился.

— Ты о чем?

— На скидку твою.

— Ли…

— Если б я знал…

— Да ладно тебе, Ли. Забудь.

Я раскрутил провод и высвободил палец, на котором спиралью осталась глубокая отметина.

— Знаешь, — вдруг с удивительной беспечностью проговорил Ли, — я тебе все наврал. Нету у меня никакой завязи. Ни единой ягодки вообще. Дурацкие у тебя были пчелы.

Я расхохотался:

— Приятно слышать.

— Хорошо, что их черти взяли, — сказал он.

— Да. Это точно.

В трубке опять все стихло.

— Но, Джордж, я серьезно. Ты делать-то что будешь? — Не знаю. Может, закажу готовые ульи. — Готовые закажешь? Ну нет. Эти ульи — это же твое семейное дело.

— Но сейчас они не окупятся.

— Тоже верно… — я слышал, как он сглотнул, — но ты… ты смотри не сдавайся.

— Я… Ладно. — Больше я ничего сказать не мог, как ни силился. Ли говорил так искренне, что я совсем раскис.

— Джордж? Ты тут?